Собирание предметов искусства — одно из самых опасных увлечений. Оно связано с
миллионами долларов, кражами-взломами и даже убийствами. А имена частных
коллекционеров то и дело звучат в связи с подделками, спекуляциями и нарушением
законов. Всю правду о частном коллекционировании корреспонденту «Родной газеты»
Татьяне БАСОВОЙ рассказал Михаил ПЕРЧЕНКО, владелец лучшей в России коллекции
классического западноевропейского искусства, директор Московского аукционного
дома.

— Прежде всего надо разграничить понятия «собрание» и «коллекция». Грань тонкая,
но она существует. Собирать можно все что угодно, хоть утюги, хоть пряники, но
коллекция — это строго отобранные по теме вещи высочайшего художественного
уровня и качества. Коллекционер должен уметь отказываться даже от самых дорогих
его сердцу вещей в пользу лучших. Я, скажем, не могу приобрести картины, которые
выставлены в мюнхенской Пинакотеке, но у меня есть вещи, которые могли бы там
висеть.

— Это самое интересное: что у вас есть?

— Извините, тайна. Могу сказать, что одно из полотен происходит из дома герцога
Феррарского. За несколько веков оно прошло через много рук, пока не досталось
мне.

— Где вы покупаете картины?

— В России я вообще ничего не покупаю. У меня есть доступ к ста настоящим
знатокам в мире, я знаю места, где очень хорошие вещи можно приобрести по вполне
доступной цене. И — подлинные. Что до аукционов, то мне бывает смешно, когда
новый русский с гордостью рассказывает, что купил картину на Сотби или Кристи.
Ведь знаменитые аукционы работают в основном для дилеров, торговцев
произведениями искусства. А эти прожженные дельцы такого «новорусского»
покупателя держат за лоха и ничего хорошего купить ему просто не позволят!

— Случалось, что вам подсовывали подделки?

— Поначалу — да. Были якобы «голландцы» немецкого происхождения — в XIX веке в
Германии работали художники, которые писали на старых фламандских досках и
специально «под голландцев». Сейчас меня практически невозможно обмануть. А
вообще, подделок очень много. Процентов 85 продаваемого русского искусства —
подделки. Пользуясь всплеском моды на отечественных живописцев, целые бригады
весьма квалифицированных мастеров успешно работают, легко продавая новоделы
нуворишам.

— Тогда насколько можно доверять заключениям экспертов, которые прилагаются к
произведениям искусства в галереях и антикварных магазинах?

— Мое мнение: доверять нельзя никому. Только себе. Хотя я доверяю еще двум людям
- Владимиру Садкову и Патрису Новбари.

— А вообще коллекционирование — хобби или профессия?

— Безусловно, профессия. Причем элитная. На искусствоведа можно выучиться, но
знатока — никогда. Нужно иметь врожденный «абсолютный глаз», если говорить по
аналогии с абсолютным слухом.

— Когда вы поняли, что эта профессия — ваша?

— Мне было лет десять, я по желанию мамы готовился стать скрипачом. Путь в
музыкальную школу лежал мимо антикварного магазина. Меня словно магнитом тянуло
к витрине… Потом судьба свела меня с удивительными людьми, коллекционерами от
Бога — Шустером, Варшавским, Вишневским. Не подозревая еще во мне конкурента,
они учили меня смотреть и видеть. Свою первую вещь я купил в 17 лет, с первой
зарплаты. Это была фарфоровая чашка с изображением Александра Первого и его жены,
подаренная придворными к серебряной свадьбе. Стоила она 15 рублей. Потом ее на
что-то выменял. Я ведь сначала собирал русское искусство, русскую мебель из
карельской березы. Потом все это продал.

— Чтобы стать коллекционером, необходимо быть богатым человеком?

— Конечно нет! Надо просто жить искусством, своей коллекцией. Настоящий
коллекционер тот, кто умеет буквально на помойке, среди хлама находить шедевры,
может разглядеть среди рухляди подлинные раритеты. Пример — Феликс Евгеньевич
Вишневский. Он на себя не тратил ни копейки. Помню, идя в гости, мы ему сахар
несли. Всю жизнь он ходил в одном и том же потертом костюмчике, а в потрепанном
портфеле у него лежали 30 тысяч рублей — огромные деньги в 1970 году. Легенды
складывали, как он приходил в антикварный магазин, высматривал какую-нибудь
картину, доставал грязный носовой платок, протирал ее, рассматривал, нюхал, а
потом оказывалось, что неприглядный, со многими записями холст, купленный по
дешевке, — творение Рокотова или Тропинина. У него было фантастическое чутье на
шедевры! Таких, как он, немного, но только таким и может быть настоящий
коллекционер — «больным», сдвинутым на искусстве. Такие «шизики» спасали
непризнанных гениев от голода, а их картины — от уничтожения, собирали по
барахолкам и чердакам уникальные полотна, открывали целые направления в
искусстве, в буквальном смысле выхватывали из революционных костров иконы и «чуждые»
картины, страдали из-за своей страсти, но именно им мы обязаны сохранением целых
пластов культурного наследия. Сам Вишневский в сталинские времена дважды попадал
на Лубянку, его высылали, сажали, а коллекции, несмотря на государственную
охранную грамоту, конфисковывали. Да и позже, примерно раз в шесть-восемь лет,
Вишневского вызывали «в органы» и «предлагали» передать коллекцию государству.
Так его коллекции стали ядром собраний музеев в Иркутске, Донецке, Саратове,
Якутске. В Москве на основе коллекции Вишневского открыли музей Тропинина и
московских художников его времени. Отдав очередное собрание в 100−200 картин, он
начинал все сначала, потому что жить без этого не мог.

— А вам приходилось что-то случайно найти, купить шедевр за копейки?

— Очень дешево купить хорошую вещь — да, но не более, хотя и слышу истории, как
кто-то, например, недавно купил в Англии за 10 фунтов картину Коровина. Я вообще
за всю жизнь без долгов едва ли месяц жил. Но постепенно коллекция начинает сама
себя содержать — накапливается «обменный фонд», что-то продаешь, что-то
покупаешь.

— Можете назвать цену какой-нибудь российской коллекции?

— Нет! И не только по соображениям этики — цены постоянно меняются. Простой
пример. Два года назад моему приятелю, коллекционеру западной живописи,
предложили картину Хендрика Аверкампа, нидерландского мастера начала XVII века,
за два миллиона долларов. Он отказался, а сейчас купил ее за восемь. Объяснил
мне: «Это последняя качественная картина Аверкампа, оставшаяся в свободной
продаже».

Серия громких ограблений в конце ХХ века и действия налоговой полиции заставляют
обладателей сокровищ держаться в тени, а то и вовсе уходить в подполье. Поэтому
имена собирателей назвать трудно.

Среди тех, кто не боится «публиковать» свои сокровища, президент Альфа-банка
Петр АВЕН. По словам специалистов, он обладает коллекцией живописи мастеров
Серебряного века поистине музейного уровня.

Широко известна коллекция яиц Фаберже, недавно приобретенная промышленником
Виктором ВЕКСЕЛЬБЕРГОМ у Малькольма Форбса за 90 миллионов долларов. В
антиквариат сегодня охотно вкладывают деньги и не стесняются объявлять об этом
во всеуслышание. Бизнесмен Владимир ЛОГВИНЕНКО, например, не скрывает, что
заплатил за скандально известную картину Рубенса «Тарквиний и Лукреция» почти 90
млн. долларов, а за его же полотно «Союз Земли и Воды» — 20 млн. долларов.

Солидную коллекцию картин русского авангарда приобрел владелец сети магазинов «Арбат-Престиж»
Владимир НЕКРАСОВ. К ним он добавил значительное количество живописных полотен
советского и постсоветского периода. Среди последних пополнений — огромная
картина Татьяны Назаренко «Пугачев», демонстрирующаяся сейчас в Третьяковке. На
сегодняшний день у него более 7000 полотен, которые он намерен разместить в
собственном музее.

Ценную коллекцию иконописи ХV-ХХ веков собрали искусствоведы для бизнесмена
Виктора Бондаренко. В числе его досок такие раритеты, как «Чудо Георгия о змие»,
написанная мастером новгородской школы в конце ХV века. Уникальность ее в том,
что конь под Георгием Победоносцем не белый, как обычно, а черный. Тем не менее
считается, что коллекция Бондаренко лишь третья по значимости среди частных
коллекций икон в России. Вторая принадлежит Владимиру Логвиненко, а владелец
первой просил не называть его имени, но поведал, что свои 40 икон высочайшего
уровня мастерства и сохранности собирал на протяжении 35 лет.

К другому типу — коллекционеров-подвижников — принадлежат известный
правозащитник Сергей ГРИГОРЬЯНЦ и искусствовед Валерий ДУДАКОВ, который
руководит Московским клубом коллекционеров изобразительного искусства. В свое
время Дудаков вместе с Раисой Горбачевой устраивал первые выставки частных
коллекций в Российском фонде культуры.

Лингвист Юрий НОСОВ имеет коллекцию живописи ленинградских художников 1920—1940
годов. В годы, когда не то что холсты — люди исчезали без следа, он спас картины,
а позже ввел в научный обиход такое понятие, как ленинградская школа живописи
первой трети ХХ века.

В советское время уникальную коллекцию русского авангарда собрал известнейший
коллекционер Георгий Дионисович КОСТАКИ. А уезжая на жительство в Грецию,
большую часть коллекции подарил Третьяковке.

В канун Нового 2005 года, московский коллекционер Борис ОДИНЦОВ, более 70 лет
собирающий русскую живопись, пережил потрясение: у него украли шесть картин,
среди которых были произведения Константина Коровина и Елизаветы Бем. А под
Старый Новый год они вернулись на место. Начальник федеральной службы «Росохранкультура»
Виктор ПЕТРАКОВ рассказал корреспонденту «Родной газеты»:

— Узнав о хищении, мы моментально связались со всеми, кому, по нашим
предположениям, воры могут предложить картины из одинцовской коллекции, и
действительно нашли и картины и воров.

— И часто грабят коллекционеров?

— Ну, раз десять в год примерно.

— Вам все равно, чьи ценности охранять — музеев или частных лиц?

— Ирония напрасна — наша служба коллекционеров любит и ценит. Они, к сожалению,
у нас бесхозные. Государство ими не занимается, а без них культура бы обеднела.
Сильны еще представления советских времен: мол, подозрительные личности,
спекулянты, чего им помогать — отобрать все ценности в музеи. Коллекционерам мы
обязаны куда больше, чем хотим признаться. Важно, чтобы на антикварном рынке
появлялось больше произведений искусства, чтобы их привозили в Россию. Для этого
необходимо юридическое обеспечение. Вот в феврале прошлого года приняли закон,
по которому можно беспошлинно ввозить антиквариат. Закон предусматривает
возможность включения частных коллекций в негосударственную часть музейного
фонда России, но идут на это немногие. Наш коллекционер запуган, он не спешит «засвечиваться»,
от греха, мол, подальше.

— А вообще коллекционирование — хобби или профессия?

— Безусловно, профессия. Причем элитная.

На искусствоведа можно выучиться, на знатока — никогда.

Нужно иметь врожденный «абсолютный глаз», если говорить по аналогии с абсолютным
слухом.