«Прекрасна, как Мадонна Рафаэля» — эти слова вот уже больше четырех веков звучат высшей похвалой духовной и физической красоте женщины, гимном ясному и горькому материнскому счастью. Исследователей творчества гения Возрождения удивлял тот факт, что все образы Мадонн римского периода творчества художника объединяют общие черты. Кто же была та женщина, которую он рисовал с таким упоением? Долгое время легенда о прекрасной возлюбленной Рафаэля Форнарине считалась мифом.
Любовь и коварство. Гениальность и злодейство. Как часто возвышенное и низменное идут рядом. Наш мир несовершенен, но творчество Рафаэля стало в искусстве синонимом чувства меры, красоты и грации. Среди огромного количества живописных работ священной и неисчерпаемой темой для художника стали образы Мадонн. По словам Дж. Вазари, они кажутся «скорее вылепленными из плоти и крови, нежели красками и рисунком».
С именем Рафаэля связано много романтических легенд, его жизнь окутана домыслами. Внешне общительный и открытый, художник редко с кем бывал откровенен, имел много знакомых, но мало друзей. К друзьям относились ученики и наследники, его состояния Д. Романе, Ф. Пенни, а также знаменитые люди того времени: А. Киджи, Б. Кастальоне, Б. Биббиена, П. Бембо. Из писем последних двух в основном и почерпнуты отдельные сведения о личной жизни Рафаэля, его увлечениях и развлечениях. Скорее всего, из их воспоминаний и появилось имя любовницы художника — Маргариты Луги, а затем возникли почему-то сразу две ее биографии. В основе одной лежала возвышенная светлая любовь девушки к Рафаэлю. Из другой она предстает величайшей злодейкой, которая очаровала гения и свела его в могилу.
Рафаэль был тем счастливым избранником, для которого творчество не было мучительным поиском недосягаемой цели. Его врожденное чувство меры, исключительное чутье пространства, равновесия и гармонии породили искусство «вечной красоты» — спокойное, возвышенное, идеальное. Художник не стремился к углубленному постижению внутреннего мира человека, как Леонардо да Винчи, краски на его картинах не жгли огнем, как у Тициана, его не тревожил дух трагического бунтарства Микеланджело. Он «счастливо не замечал разлада между идеалом и действительностью». Классическое искусство Рафаэля синтетично, музыкально и удивительно соразмерно.
Блистательное развитие его таланта живописца связано с той духовной и художественной средой, в которой он родился и воспитывался. Рафаэлло появился на свет в маленьком горном городке Урбино (Умбрия) 6 апреля 1483 года в семье живописца и поэта-гуманиста Джованни Санти (Санцио). Его отец женился поздно, взяв в супруги дочь урбинского купца Мадже Чиарле. Из их троих детей в живых остался только старший — Рафаэлло. Весьма образованный Джованни преподал сыну первые уроки живописи в своей мастерской и сумел внушить мальчику любовь и преклонение перед искусством. При дворе урбинского герцога Монтефельтро, где Санти работал, царила утонченная, интеллектуальная атмосфера. А наследие таких великих мастеров, как Пьеро делла Франческа и Донато Броманте, творивших в Урбино, стало той идеальной средой, в которой расцвел живописный дар его сына.
Рафаэлло рано остался сиротой. Ему было всего восемь лёт, когда умерла мать, а три года спустя он потерял и отца. Заботу о мальчике взял на себя дядя Симоне Чиарла. Не забывали о нем и при дворе. Он продолжил обучение в мастерской своего отца, которой руководили помощники, а затем, в 1500—1505 годах, — у Пьетро Перуджино — главы умбрийской школы живописи, доверчиво следуя за его манерой. Ученик перенял у наставника мягкость и плавность линий и идеальное чувство композиции.
Молодой художник имел множество заказов в Сиене. Но увлеченный рассказами очевидцев о «битве гигантов» — живописном состязании Микеланджело и Леонардо да Винчи, «забыв о своих выгодах и удобствах», он переезжает во Флоренцию. Всегда готовый получить новые знания и опыт, Рафаэль самостоятельно занялся изучением разносторонних достижений флорентийского искусства, не прерывая творческой деятельности. Громадную известность художник приобрел многочисленными (не менее 15) флорентийскими Мадоннами, привлекающими своим разнообразием и классическим совершенством художественного решения одной темы. Образы Богоматери работы Рафаэля, утратив былую хрупкость и созерцательность, наполнились земным материнским чувством, которое так близко и понятно каждому человеку. Их внешняя красота неотделима от духовного совершенства и благородства («Мадонна в зелени» и «Мадонна с безбородым Иосифом», обе в 1505 г.; «Мадонна со щегленком», ок. 1506 г.; «Прекрасная садовница», 1507 г.).
«Прекрасна, как Мадонна Рафаэля» — эти слова звучат высшей похвалой духовной и физической красоте женщины, гимном ясному счастью материнства. Эта тема была для художника неисчерпаема, и вряд ли ему хватило бы и ста лет жизни, чтобы реализовать сотни эскизов и набросков, постепенно заполнивших многочисленные папки. Флорентийцы быстро оценили «мастера Мадонн». Слава художника и образрванного галантного человека летела впереди него. Рафаэль привлекал к себе людей редкими душевными качествами, с которыми, по словам Вазари, «соединилось столько грации, трудолюбия, красоты, скромности и доброй нравственности», что его можно было считать не человеком, «но смертным Богом». Автопортрет, написанный в 1506 году, представляет человека, общение с которым гасило все «неудовольствия» и «всякие низкие и дурные замыслы. В течение всей жизни он не переставал являть наилучший пример того, как нам следует обращаться как с равными, так и с выше и ниже стоящими нас людьми». Он никогда ни с кем не соперничал, никому не завидовал и не критиковал других. Вместо этого Рафаэль радовался жизни, миру, людям и возможности творить. Художник никогда не искал друзей и покровителей. Он был окружен ими, как князь — свитой. И поэтому неудивительно, что благодаря множеству рекомендаций, исходивших в том числе от урбинского герцога делла Ровере (племянника папы Юлия И) и папского архитектора Браманте, работавшего над украшением Ватикана, Рафаэль на 25-м году жизни был приглашен к папскому двору.
Приехав в Вечный город, он обнаружил, что большая часть дворцовых залов уже полностью или частично оформлена другими живописцами. Но Юлий II, покоренный «гением доброй натуры» Рафаэля и первыми эскизами художника, поручил ему заново расписать предназначенные для папы три Ватиканские станцы (комнаты), отстранив более именитых мастеров — Перуджино, Содому, Брамантино, Перуцци. Живописец кротких, задумчивых Мадонн с удивительной быстротой стал несравненным мастером огромных фресковых росписей.
В идеально-уравновешенных сценах «Диспутов», «Афинской школы» и «Парнаса», вписанных в сложную архитектонику покоев, нельзя ни прибавить, ни убавить малейшего штриха, чтобы не нарушить «строго выверенную гармонию совершенного целого». Ясное композиционное чутье, безупречное владение пространством позволили Рафаэлю живописно рассказать о красоте разумного совершенного человека — идеала итальянских гуманистов.
Работа в станцах захватила Рафаэля, но она была столь огромна, что постепенно художник «оброс» многочисленными помощниками и учениками, «которым он помогал и которыми руководил с чисто отеческой любовью. Поэтому, отправляясь ко двору, он был всегда окружен полусотней художников… В сущности, он прожил не как художник, а как князь», — писал Вазари. Рафаэль доверил роспись третьей «Станцы дель Инчендио» (1515−1517 гг.) по своим картинам любимому ученику Джулио Романо и другим молодым художникам. Ни один мастер не смог похвалиться таким взаимопониманием и дружбой, которые царили в школе Рафаэля.
Но как бы ни был загружен художник в Ватикане, он создал много произведений для своего друга и покровителя, одного из богатейших и влиятельных лиц Рима, банкира и купца Агостино Киджи. Не прекращал Рафаэль и работу над алтарными образами («Мадонна делла Тенде», ок. 1508 г.; «Мадонна Альба», 1509 г.; «Мадонна с рыбой», «Мадонна дель Импанната», обе в 1514 г.). Но если флорентийские Мадонны — это трогательные юные матери, поглощенные заботой о ребенке, то римские Богоматери — светлые богини, несущие миру одухотворенную гармонию жертвенности, независимо от того, царят ли они над другими фигурами («Мадонна ди Фолиньи», 1511 — 1512 гг.) или решены в интимно-жанровом плане («Мадонна в кресле», 1514−1515 гг.).
Высшим достижением художественного гения Рафаэля явилась «Сикстинская Мадонна» (1513−1514 гг.). Художник перепоручал все ватиканские работы своим ученикам, чтобы собственноручно написать для монастырской церкви Святого Сикста в далекой маленькой Пьяченце большой запрестольный образ — свою самую знаменитую картину. Он работал радостно и быстро и создал неповторимый образ Богоматери, соединив в нем божественную красоту женщины-матери и высшего религиозного идеала. «Занавес раздвинулся, и тайна небес открылась глазам человека… В Богоматери, идущей по небесам, не приметно никакого движения; но чем больше смотришь на нее, тем больше кажется, что она приближается», — так писал о картине поэт В. Жуковский. Все в ней необыкновенно просто, но чем дольше вглядываешься в тревожные глаза Марии, тем сильнее осознаешь трагическую жертвенность, на которую добровольно обрекла себя мать будущего Бога. Ее невидящий взгляд необычайно больших глаз затуманен тревогой о сыне. «Мадонна» Рафаэля на века стала художественным олицетворением материнства, духовной красоты, горького счастья и мученичества. И нет в мире более совершенной Мадонны, чем Сикстинская.
Типичность некоторых женских образов римского периода связывают с тем, что моделью для них послужила возлюбленная Рафаэля, прозванная Форнариной. Эта женщина с благородными чертами лица, которую он любил до самой смерти, изображена и на портрете «Донна Велата» (или «Дама под покрывалом», 1514 г.), принадлежащем к числу величайших шедевров Высокого Возрождения. Это ее называют то Музой, то злым гением Рафаэля. Их любовная история спустя годы получила два «сценария», хотя жизненная канва в обеих версиях одинакова.
Преуспевающий сиенский пекарь Лути был изгнан из одного города тираном Петруччи. Он бежал в Рим с дочерью и сестрой и здесь обратился за помощью к своему земляку, Агостини Киджи, чье богатство и власть простирались до самого папского престола. Так он обзавелся щедрым покровителем, который подарил ему маленький домик и предоставил кредит. Пекарь нанял учеников и помощников. Эти шустрые юноши не сводили глаз с его красавицы-дочери Маргариты, прозванной Форнариной — Булочницей. Ей было всего 17−18 лет, но по обычаям ого времени она уже была девушкой на выданье и имела жениха — Томазо Чинелли, пастуха в одном из имений щи. Стены его загородной виллы Фарнезина в то время расписывал Рафаэль. Однажды он заметил гуляющую в парке девушку и понял, что ее красота достойна быть навечно запечатленной. Маргарита прикинулась скромницей и отправила художника к отцу и жениху — просить разрешения.
Говорят, за 50 золотых монет пекарь позволил Рафаэлю рисовать дочь, сколько его душе угодно, а переговоры с будущим зятем взял на себя. Томазо, с нетерпением ожидающий свадьбы, стал упрекать Маргариту в намерении изменить своему слову: ведь Рафаэль, как и большинство богатых мужчин того времени, вел распутную жизнь, пользуясь услугами куртизанок разного уровня. Чтобы отделаться от навязчивого жениха, ставшего преградой к невиданным богатствам, девушка торжественно поклялась в церкви Санта-Мария дель Пополо выйти него замуж. У Томазо не осталось сомнений, ведь она явно принадлежала ему телом, а теперь, как он полагал, духом.
Сама же Маргарита даже не подозревала, кого она поймала в свои сети. Избалованный любовью и преклонением женщин, Рафаэль впервые влюбился. Он засыпал этого ангела" подарками, принимал ее как именитую гостью и рисовал, рисовал, рисовал. Первое время Форнарина скромно оставалась моделью. Единственная ночь, проведенная Рафаэлем с «абсолютно невинной», но опытной женщиной, заставила художника потерять голову. За три тысячи золотых монет не страдающий предрассудками отец позволил ему забрать дочь на любой срок.
Рафаэль поселил Маргариту на роскошной вилле, одел, как принцессу, осыпал драгоценностями и даже забросил работу. Целый год он пренебрегал заказами папы Юлия II, полагая, что станцы в Ватикане менее важны, чем прекрасная ненасытная любовница. А раздраженный приостановкой работ Агостино Киджи предложил Рафаэлю поселиться на своей вилле Фарнезина — конечно, вместе с Маргаритой. Ловкая интриганка и здесь не оплошала. Оправдываясь, что любимый из-за нее теряет заказы, а следовательно — деньги и славу, она согласилась покинуть «их гнездышко». Сама же Форнарина преследовала сразу две цели: оградить себя от разгневанного изменой жениха и приблизиться к более богатому и могущественному покровителю — Киджи.
Стареющий банкир попался на «юные прелести» Маргариты, которые она ему беззастенчиво предложила. Он спас ее от «домогательств» Томазо. Пастуха связали и доставили в монастырь Санто-Козимо, настоятель которого, двоюродный брат Киджи, обязался продержать того в темнице сколько понадобится.
Маргарите мало было двух влиятельных любовников, она без зазрения совести кокетничала с учениками и помощниками Рафаэля, хотя те избегали любого контакта с ней. Художник же оставался в неведении о вероломстве своей возлюбленной. Он не слушал увещеваний друзей и учеников. Говорят, в одном из разговоров между талантливыми учениками художника Перино-дель-Вага и Джулио Романо последний откровенно признался: «Если бы я нашел ее в своей постели, то скорее бы перевернул матрац на другую сторону, чем лег рядом с ней». В 1518 году на Форнарину позарился юный болонец Карло Тирабоччи. Он даже гордился, что спит с любовницей своего учителя, а то, что остальные ученики порвали с ним все отношения, считал завистью. Молодые люди повздорили. Дело окончилось дуэлью. Перино-дель-Вага убил Тирабоччи. Правду от Рафаэля скрыли. А Форнарина вскоре нашла болонцу замену.
Только Рафаэлю ни одна женщина не могла заменить Маргариту. В течение шести лет днем он работал, а ночи превращал в изнурительный любовный костер, на котором сгорало его здоровье. Художник слабел на глазах. Врачи, не догадываясь о причинах недомогания, раз за разом пускали ему кровь. Но только Рафаэлю становилось лучше, он вновь попадал в вампирские объятия Форнарины. физические силы художника иссякли. Кардинал, принесший последнее благословение от папы Льва X, потребовал изгнать из комнаты умирающего продажную женщину. Маргарита цеплялась за ножки кровати и превосходно разыгрывала отчаяние. Лишь в последние часы своей жизни Рафаэль осознал: женщина, которую он изображал светлой Мадонной, имела черную душу.
Маргарита не тосковала о покойном. По завещанию она получила приличную сумму и могла в дальнейшем вести роскошную жизнь. Особым покровительством она пользовалась у Агостино Киджи. Не пропускали шикарную куртизанку и другие состоятельные мужчины. Она даже предложила свои объятия бывшему жениху, бежавшему из монастыря, но Томазо с презрением бросил ей в лицо горсть земли. Маргарита Луги окончила свою жизнь в монастыре, но как она туда попала и когда умерла — неизвестно. Такова первая версия любовной связи прекрасной Булочницы и великого Рафаэля.
Но возможно ли, чтобы художник, читающий человеческие души по глазам, не сумел заметить низменных мыслей, царивших в этой прелестной головке? Ведь не ради «красного словца», не ради желания очистить образ Рафаэля от скверны появилась вторая легенда — чистая, возвышенная, идеальная, как произведения самого художника.
…В дом пекаря Франческо Луги привел Рафаэля покровительствующий семейству Агостино Киджи. Одного взгляда было достаточно художнику, чтобы понять — такой красивой женщины, как Маргарита, он еще не видел. Она походила на прекрасную скульптуру: точеный стан, мягкая линия шеи, налитая юным соком грудь, губы по классическим меркам маленькие, а нос — чуть длиннее, чем нужно. Но глаза… Темные, пылающие угли. В них столько жизни, добра, ласки. Маргарита тоже присматривалась к знаменитому художнику: выглядит, как юный князь, хотя ему минул 31 год, манеры изысканны, но без надменности, и обращается к ней, дочери простого пекаря, как к знатной патрицианке. А когда он улыбнулся, девушка почувствовала, что прекраснее мужчины она встречала. Ведь недаром говорили, что Рафаэль порождал вокруг себя гармонию и привлекал к себе людей редкими душевными качествами.
Рафаэль испросил разрешение отца Маргариты рисовать ее, а один из набросков обещал подарить девушке. Агостино Киджи тут же прикинул в уме, сколько увесистых дукатов может стоить такой эскиз, ведь кардиналы и герцоги соперничали друг с другом за честь иметь картину Рафаэля. Первые сеансы проходили под неусыпным надзором тетки. Художник ловил себя на мысли, что мечтает остаться с девушкой наедине, а иногда спохватывался и вспоминал, что он обещал жениться на племяннице влиятельного кардинала Биббиена — Марии Довици, и тут же гнал от себя эти мысли. Рафаэль, как мог, затягивал сеансы, и когда тетка оставляла их на минутку, они просто смотрели друг на друга. Под его взглядом Маргарита расцветала, как дивный цветок.
«Я покорился, стал жертвой зноя любовного», — прочитала как-то Форнарина на одном из набросков. Она сразу же поверила, что эти строки посвящены ей, и согласилась на свидание в сумерках у храма Санта Мария ин Трасте вере, находившегося в квартале бедноты, где нравы были попроще, куда честная девушка могла отправиться вечером без сопровождения. Они разговаривали и целовались. Рафаэль признался в любви, но сразу же предупредил, не раскрывая причин, что жениться не сможет: у него был долг перед невестой, и еще, полагают биографы, папа Юлий II обещал художнику кардинальский сан (что, естественно, исключало брак). Это вполне можно было допустить, ведь еще в 25 лет он получил «место секретаря апостолических бреве» — сан весьма значительный даже для молодых прелатов.
Рафаэль предоставил девушке право сделать выбор самостоятельно. Форнарина ответила согласием: между позором и монастырем она выбрала любовь. Художник посвятил в свои планы Агостино Киджи и купил у него за 4000 дукатов дом в новом районе Рима, где Маргариту никто не знал. Чтобы не возникло лишних разговоров о ней как о содержанке, он нотариально оформил половину дома на ее имя. Для переезда влюбленные выбрали время, когда Франческо Луги уехал из города по делам банкира. В доме было приведено в порядок всего несколько комнат, да и мебели не хватало. Все средства художника ушли на покупку жилья, но на платья, туфельки и украшения для любимой он не поскупился. Красота Маргариты получила достойную оправу.
Девушка боялась даже выйти из дома. Среди ее новых знакомых были только ученики и помощники художника, а также «прекрасная Империя» — в прошлом знаменитая куртизанка, а теперь верная возлюбленная Агостино Киджи, родившая ему дочь. Две красивые женщины нашли общий язык: им нечего было делить, каждая любила своего мужчину, каждая знала, что никогда не станет законной женой возлюбленного. Империя давно смирилась с этим, а Маргарита только начала привыкать. По совету образованной, разбирающейся в искусстве и литературе куртизанки она занялась изучением греческого языка, много читала, чтобы быть достойной своего гениального любимого. Но вся ее неуверенность в себе исчезала, лишь только Рафаэль после долгого трудового дня возвращался домой. Форнарина никогда не задавала ему тревожащих душу вопросов, не выдвигала требований и даже не подозревала, какую волну интересов и слухов вызвала своим появлением в доме Рафаэля. Их жизнь оставалась для всего Рима тайной. А они любили друг друга самозабвенно, и так же самозабвенно он писал ее портреты: одетую в богатое платье патрицианки, обнаженную, прикрытую лишь легкой, прозрачной вуалью, и, конечно, Мадонной. Маргарите казалось, что именно в эти часы они были особо близки. Она могла целый день терпеливо простоять у окна ради светлых мгновений счастья.
Маргарита видела, с какой любовью Рафаэль накладывает каждый штрих. Может быть, поэтому линии на портретах так и струятся, навеки запечатлевая редчайший эталон незамутненной женской красоты. Форнарина ощущала каждой клеточкой тела эти нежнейшие прикосновения кисти. А Рафаэль до последних дней жизни был покорен ее совершенством, теплом и нежностью. «Я побежден, прикован к великому пламени, которое меня мучает и обессиливает. О, как я горю! Ни море, ни реки не могут потушить этот огонь, и все-таки я не могу обходиться без него, так как в своей страсти я до того счастлив, что, пламенея, хочу еще больше пламенеть».
Из-за этой страсти он из года в год откладывал необходимость жениться на племяннице кардинала, оправдываясь большим количеством заказов. И это тоже было правдой. Последние годы жизни Рафаэль работал на износ. К должности придворного живописца при папском дворе с 1514 года добавилась обязанность главного архитектора Ватикана, а через год — и «комиссара древности», «префекта всех камней». Эта работа, в особенности охрана памятников римской античности, отнимала много сил и времени. А еще ему так хотелось переносить на картины новые воплощения Маргариты, лицо которой излучало море доброты.
Именно тогда художник создал неповторимый образ «Сикстинской Мадонны», с трепетом перенеся на холст черты своей единственной возлюбленной — Маргариты Луги. Написать столь светлый образ женщины Рафаэль мог, только глядя в ясные глаза, в которых светилась кристально чистая душа.
Шесть лет тихого домашнего счастья и напряженной работы. Маргарита видела, как изо дня в день наваливается на любимого усталость: темные тени под глазами, отсутствие аппетита, бессонные ночи. Он не уставал от ее присутствия и никогда не скучал рядом с ней. С тех пор, как умерла Империя, у Маргариты не осталось друзей, а с переездом в новый дом, который находился в аристократическом районе, она даже перестала выходить на прогулки. В любой день Форнарина могла вернуться под отчий кров, ведь отец звал ее и обещал, что дочь не услышит ни одного упрека. Франческо Луги уже давно рассчитался с долгами и теперь процветал. При соответствующем приданом Маргарита могла стать женой какого-нибудь подмастерья или ремесленника. Рафаэль записал в банке на ее имя две тысячи дукатов, «развязав ей руки», да и банкир поглядывал на женщину своего друга призывным взглядом. Но Маргарита знала, что если Рафаэль когда-нибудь покинет ее, то ей уже ничего не будет нужно. Даже перебравшись с художником на виллу Агостино, где Рафаэль расписывал стены, она не поддалась соблазну заменить хозяину Империю. Форнарина позировала для создания образов мифологических красавиц Психеи и Венеры. Фрески на вилле Фарнезина стали еще одним памятником любви художника к Маргарите.
Рафаэль шатался от усталости. После очередного похода в каменоломни, где нашли античную статую, он слег с лихорадкой. Физические силы, в отличие от творческих, оказались не безграничны. Художник успел завещать свое состояние единственной любимой женщине, друзьям и ученикам. Полдома, шесть тысяч золотых дукатов и незаконченную картину «Мадонна с птичкой» получила по завещанию Маргарита.
«В заключение я рассматриваю девицу Марию Биббиена, которую я из-за множества дел и хлопот не смог повести к алтарю, как мою супругу. Она может именовать себя — если ей это благоугодно — супругой нашего чистого союза». Слышала ли эти слова завещания Форнарина? Ведь она не отходила от постели Рафаэля ни на минуту, меняла компрессы, кормила его фруктами. Когда пришел кардинал Биббиена, чтобы дать отпущение грехов, и попросил женщину удалиться из дома, ее волновало только одно: кто подаст лекарства, сменит белье, сварит суп. Она словно приросла к земле. Никто не слышал, что тихо произнесла Рафаэлю перед уходом Маргарита, до кардинала донесся лишь сдавленный голос художника: «Очень… тебя… люблю…» Он понял, почему его племянница так и осталась в невестах. «Я провожу вас к карете, Мадонна Маргарита», — сказал прелат, увидев, как без единого звука, чтобы не потревожить любимого, она рыдает в соседней комнате.
Маргарита ждала своего приговора на вилле Киджи. Рафаэль умер, оплакиваемый всем Римом, в день своего рождения, в Страстную пятницу, 6 апреля 1520 года. Ему исполнилось 37 лет. Он был похоронен в Пантеоне. Рядом с гробницей художника на правах его невесты была погребена Мария Довици, племянница кардинала Баббиены…
Один из современников, сообщая о смерти Рафаэля, писал: «Окончилась его первая жизнь; его вторая жизнь, в его посмертной славе, будет продолжаться вечно в его произведениях». Великий художник угас вместе со своей эпохой: со смертью Рафаэля «Высокое Возрождение в живописи сказало свое последнее слово». И мало кто заметил, что жизнь в миру закончилась и для Форнарины. Она не воспользовалась огромным богатством. Редчайший эталон тихой, ничем не замутненной женской красоты, вдохновительница Рафаэля, она похоронила себя в монастыре, оплакивая смерть единственного любимого ею мужчины…