Я и религия.

Я не ношу крест. Нет привычки. Давным — давно, он оказался у меня на шее, подвешенный на самой обычной верёвке. Прочной, белой, связанной бабушкиными руками. Казавшейся мне красивой, а другим — не очень. Крестики знакомых висели на золотых цепочках. Я не любила золото, но смекала, что так, пожалуй что, смотрится «побогаче» и «поинтересней». Постепенно, взрослея, я стала стесняться того, что висит на моей шее. Я поспешно прятала верёвку под кофту, стоило ей только выбиться, и совершенно не знала, что отвечать любопытным ребятам, спрашивающим: «А почему у тебя нет цепочки? Это что, шнурок?».
Может, снять с неё крест, да и дело с концом? Пальцы несколько раз внимательно изучили узел. Не развязать. Только разрезать. Я вздыхала и оставляла эту идею.
Верёвка путалась в волосах, задевала за пуговицы платьев, промокала, стоило умыться, и сохла, казалось, целую вечность. В один день, рассматривая себя в зеркале, я поднесла руку к шее и осторожно сняла тонкий вязаный шнурок, растягивая его меж пальцев и стараясь не касаться им лба и волос. Я оставила его над кроватью, закрепив на шляпке винта, торчащего из платяного шкафа. Оставила — и забыла.
Жизнь стала другой. Побежала быстрее. Друзья, путешествия, институт. Шея встречала перемены обнажённой. Драгоценности, знаки отличия, памятные кулоны — ничто не касалось её долгие годы. Крест ночевал надо мной, а позже перебрался на книжную полку. В доме места лучше для него было бы не найти.
Никто из многочисленных новых знакомцев не спрашивал меня о вере. Я ни с кем не вступала в споры, не делилась с истерической настойчивостью своим мнением, не оскорбляла отличное от моего. Но «День Х» пришёл. Пришёл, чтобы рассказать мне кое — что о том, из чего, порой, бывают сделаны люди.
Человек напротив сидел, сонно пожёвывая огурец, нахмурив брови и поглядывая на часы.
— Саша, ты мне скажи, почему ты крест не носишь?
— Привычки нет. — Я пожимаю плечами и чувствую, как усталость бьёт прямиком в затылок.