Уныние с Тоскою говорили…
Сковали душу, словно вечным льдом.
Воспоминания виной кормили,
а запивали с горечью вином.
И прошлое до боли бередили.
Любви осколки собирали вновь.
Из них судьбу витражную сложили:
в просвете памяти — узор из снов.
Печаль казалась тёплой, но вдыхалась,
как свежий и бодрящий воздух гор.
Необходимостью Тоска держалась
и находила повод и укор.
Со всех сторон сдавила, окружила,
в тисках у времени зажала смысл.
Забвением и вечностью казнила,
мечтами, что когда-то не сбылись.
Игру Тоски привычно оправдаешь,
и крутишь кадр за кадром наугад.
Себя всё чаще рьяно убеждаешь,
что дни и годы мчались невпопад.
Дорогу проскочил за поворотом —
без остановки дальше, по прямой.
Вот только ждал тебя там очень кто-то,
считая, что ты близкий и родной.
Вписались каждой строчкою под кожу
стихи и письма, изгоняя тьму.
Но ты не веришь… И сомненья гложут.
Себе твердишь: «Другие не поймут…».
Зелёную отраву пьёшь, смакуя, —
Тоска не прекращает подливать.
Безвольно и напрасно дни тасуя,
не успевая даже осознать.
А мысли ноют, как их ни печатай,
отчаянно срывая ярлыки.
Бесцельный и уставший соглядатай
совсем один у жизненной реки…
Освободись! Сорви с себя оковы,
отбрось Тоску безжалостно назад…
День каждый может стать для Жизни новым —
началом, без условий и преград.
Иначе — истощенье в цепкой грусти.
Всё зарастёт сплошным зелёным мхом…
Дышать не даст, минуту не отпустит,
оставит в доме стылом и пустом.
И в алкоголе грёзы не утопишь.
Лишь разогреешь для страданий месть,
которой сам себя в тупик заводишь.
Есть покаянье и прощенье есть…