Оле О`Нил
У Адама семья, он подвел подо всем черту.
У Адама сбегает кофе на газовую плиту.
У Адама болит ребро и явственно колет слева.
Понедельник. Утро. Камфора и сорбит.
Он еще не понял, что сброшен со всех орбит.
Он решительно пишет Еве: «прощайте, Ева».
У него здесь дача, тапочки и герань,
И в такие годы ставить свой мир на грань —
Это финт, чреватый ядерной катастрофой.
Он, вообще, не трус, и от счастья бы не бежал,
Но пока он вязнет в собственных «как мне жаль»,
У него опять сбегает проклятый кофе.
И еще три дня он спокоен и деловит,
Забывает явки, пароли и алфавит,
По ночам скулит сквозь зубы и смотрит почту.
Бес тоскует, злится, просится на рожон,
Но взглянувший в окна будет искренне поражен,
Как в дому Адамовом всё хорошо и прочно.
А любовь на горле затягивает ремень
Ей по кайфу этот зациклившийся ремейк,
Как тавро годовых колец на изломе древа.
И на пятый день свобода неволи злей,
Он садится на скорый поезд и едет к ней,
Чтобы выдохнуть ей в ладони: «ну здравствуй, Ева».
***
Но пока февраль июля не стал теплей,
Кто-то сверху жмет рассеянно на «ре-плей»,
Чтобы снова та же музыка прозвучала.
И надеясь: оркестр справится как-нибудь,
Дирижер мечтает выпить и отдохнуть —
Завтра всё-таки целый мир начинать сначала.