Немного о привычках и переменах
По привычке попытаться собрать волосы в хвост, вспомнить, усмехнуться недоумённо-удивлённому отражению в зеркале, не узнать собственное лицо, снова усмехнуться.
Раньше расчёсываться надо было (надонадонадо, через силу, через «не хочу» — надо), мучительно-долго, едва ли не со слезами. Потом заплетать косы — тоже долго, но механически-легко скользя пальцами.
Каждодневный ритуал в десять минут, неизменный, изживший себя и чуть-чуть меня.
Во снах они ещё длинные. И мокрыми по-прежнему невыносимо оттягивают голову — странный, нелепый фантом. Словно не волосы отрезали, а руку.
Теперь не надо вставать в шесть утра, но всё равно почему-то только в шесть и встаётся (правильно говорят, что привычки сильнее нас). Теперь можно смотреть в окно (поджав под себя ноги на неудобном икеевском стуле) на несколько минут дольше (серьёзный мальчик в военной форме, полустёртые классики на асфальте, белый кот). Теперь можно даже готовить на завтрак блинчики (всегда с мёдом, который вообще-то терпеть не можешь) или сырники. Теперь можно вместо кофе пить, например, молоко, зелёный чай или апельсиновый сок (и соковыжималка, помнится, где-то валялась).
Теперь многое, наверное, можно.
По привычке попытаться собрать волосы в хвост, вспомнить, усмехнуться недоумённо-удивлённому отражению в зеркале, не узнать собственное лицо, снова усмехнуться.
Полить цветы; настроить радио на несуществующую волну, где круглосуточно слышен шум море-океана; сложить из салфетки кораблик; перевернуть песочные часы; завести карманные (ведь чинить механизмы всегда получалось лучше, чем улыбаться людям).
Закрыть глаза и вспомнить: запах земли сразу после удара молнии, пыль над сельской дорогой, кленовые листья в октябре, свежая краска, книжные страницы, сосновая хвоя, цитрусовый шампунь, чернила на коже, кофе, прелые розы на кладбище, горячая смола, заросли мяты, больничная хлорка.
Рубашки в клетку (мужские, потому что женские непривычны), часы на руку (красный ремешок и римские цифры), блокноты (не меньше двух, но всегда пустые), перьевая ручка, томик Баррико, рюкзак (тоже в клетку), нож у щиколотки. И никогда никаких украшений (потому как с детства удавкой сжимают горло цепочки из серебра).
Теперь, наверное, можно сменить имя (оно никогда не было твоим), забыть адрес, номер телефона, запах чужого крема для рук. Теперь, наверное, можно уехать куда-нибудь на Аляску, чтобы там наблюдать за небом (невыносимо близким), отбивать сообщения азбукой Морзе и разводить ездовых собак.
По привычке попытаться собрать волосы в хвост, вспомнить, усмехнуться недоумённо-удивлённому отражению в зеркале, не узнать собственное лицо, снова усмехнуться.
И выйти, не закрыв за собой дверь.