Я открыл глаза и обнаружил себя в небольшом, но уютном купе. Только не совсем обычном. Я это понял, едва окинув взором его убранство.
Окно, прикрытое семицветным жалюзи, синеватый мерцающий столик, кожаные полки, почему-то разного цвета, все это отличало это купе от ранее виденных мною.

Мне досталась нижняя полка желтовато-золотистого цвета — единственное теплое пятно в унылой серо-черной гумме купе.
Через несколько минут глаза стали привыкать к полумраку, царящему в купе. Я опустил ноги на пол, устланный ковром, и попытался нащупать туфли, но тщетно. На верхних полках заметили мое ширудение, и через минуту состоялось знакомство с неожиданными соседями.
Одним из них оказался мужчина неопределенных лет, одетый в серый мятый костюм, серую рубашку, и почему-то в темных очках, хотя в купе и без того не хватало света. Второй — с желтым скорбным лицом, в черных джинсах и в черном же свитере под горло, с надвинутой на глаза шляпой.
Они уселись напротив, и довольно бесцеремонно уставились на меня. При этом разговор завязывать явно не торопились.
Человек, лежащий на нижней полке с подушкой на голове при этом даже не пошевелился.
В голове у меня возникло множество вопросов, начиная от банальных, как-то, где я нахожусь и как я тут очутился, и заканчивая грубыми и агрессивными — чего вылупились, какого хрена жалюзи закрыли и кто спионерил мои чешки.
Но задал я почему-то другой:
— А что это за поезд, товарищи?
Серый уныло посмотрел на черного, нервно вытер вспотевшие ладони об брюки, и сиплым, срывающимся голосом проговорил:
— В никуда.
— Не понял, как вы сказали? — я сделал вид, что не расслышал.
— В никуда. Это поезд в никуда. — уже смелее проговорил серый, но руки его предательски задрожали, и он отвел глаза, скрытые стеклами очков.
— А точнее вы не можете сказать? Никуда — это далеко сильно. Да и не ждет меня никто там. — Я пытался придать своему тону шутливый оттенок, но получилось неважно.
Серый тоскливо передернул плечами и полез к себе наверх. Черный же продолжал сидеть и смотреть на меня.
— Алексей! — я протянул ему руку. — Будем знакомы!
Черный поежился, руку не протянул, но взгляд не отвел.
— Вы глухонемой? — участливо поинтересовался я. И вдруг заметил, что смотрит он не на меня, а куда-то сквозь, и глаза у него мертвые. Тем временем черный ловко забрался на свою полку, и, отвернувшись к стене, застыл.
Замечательная компания!
В тот момент меня сильно не радовали две вещи: мои новые соседи в виде двух умственно неполноценных индивидуумов и одного полутрупа, а также отсутствие туфель. Но такая мелочь не смогла победить природную любознательность, и я босиком вышел и направился в сторону обиталища проводника. В тамбуре горели тусклые лампы. Серые окна не пропускали свет, и было непонятно, день на улице, или ночь.
На двери купе, принадлежащего проводнику, красовалось огромное изображение песочных часов. Оливковый песок тихим ручейком лился вниз, неуловимо перемещаясь из верхнего треугольника в нижний.
Дверь на удивление оказалось открытой. Я несмело заглянул внутрь и увидел седоватого мужчину с окладистой бородой. Он попивал что-то из большой причудливой чашки, покуривал трубку и смотрел в окно — семицветные жалюзи были слегка приоткрыты.
Он обернулся и меня пронзил взгляд его серых глаз.
— А! Алексей? Здравствуй! А я уж заждался. Знаю — ты наверное беседовал с новыми соседями.
— Ну как тебе наш поезд? Думаю, ты никогда не видел ничего подобного.
Бородач продолжал рассказывать об уникальности локомотива, приводил интереснейшие факты из области поездоведения, при этом пристально рассматривал меня, когда я невежливо перебил его:
— Ответьте мне на один вопрос. Кто вы, куда направляется этот состав, и что здесь делаю я?
— Вопрос неожиданный, но каждодневный. — ответствовал проводник, и сам рассмеялся своей шутке.
— Ты не поверишь, Леша, но так и есть. Практически каждый день ко мне обращаются с подобным вопросом, и, что самое интересное, отвечаю я всегда по разному. Но не буду испытывать твое терпение. Прежде всего, позволь представиться. Я — проводник поезда в Никуда.
Значит, не обманули меня странные соседи…
— Зовут меня Время и я бессменный обитатель поезда. Теперь вручаю твой билет. — и бородач протянул мне картонный коричневый кругляшек, на котором было много циферок. И всего одна буква — П.
— Билет ХХХХХХХХХХ, сектор ХХХХХХ.
— Буква П на билете означает Проснувшийся. Это значит, что тебе удалось выйти из суррогатного сна, который большинство люди ошибочно принимают за действительность… Большинство ведь проводит всю дорогу во сне.
В этот момент я вдруг понял, что это не бред, а проводник — не плод моего воображения.
— А кто же мои соседи?
— Ты еще не догадался? Хм. значит я все-таки переоценил тебя.
— Твои спутники — самые верные друзья, они всегда были и будут с тобой. Что бы ни случилось, они будут рядом. Одиночество, Страх и Равнодушие…
Я вспомнил скорбное лицо черного, дрожащие руки серого, странную безучастность бесцветного и понял, кто мои соседи.
— А теперь подойди к окну.
Я выглянул в окно, и сквозь приоткрытые жалюзи увидел нескончаемую череду вагонов. Хвост поезда растворялся где-то за горизонтом, но конца его не видно было.
— И в каждом из них, в своем купе едет человечек со своими спутниками. — подтвердил мою догадку проводник.- Только не у всех такие замечательные вагоны, как наш.- гордо добавил он.
— Выбери себе что-то там. — Он глянул на мои босые ноги, и указал на безразмерный мешок, притаившийся в углу. — Это обувка тех, кто уже прибыл в Никуда, им она уже не понадобится.
— А можно ли сойти с поезда???
Но проводник лишь усмехнулся, и отвернулся к окну, давая понять, что аудиенция завершена.
Я плохо помню, как я дошел до своего купе и лег на полку.
Сон.
И я снова в реально-придуманном мире — в гуще дел и событий, хожу по обыкновенным улицам и вижу знакомые лица.
Явь
Я снова просыпаюсь в своем купе, смотрю на закрытый спектр жалюзей и слушаю, как Одиночество и Страх обмениваются черно-серыми мыслями, а бесцветное Равнодушие безучастно кивает головой.
Тысячи раз сон сменяет явь, и наоборот. Все также незаметно пересыпается песок в часах на двери проводника — из верхнего треугольника в нижний. Мерно стучат колёса, и поезд мчится в Никуда.
Но что это? Проснувшись однажды, я вижу, что купе залито солнечным светом. Я смотрю на окно и вижу, что жалюзи приоткрыты — первый раз за столько дней. Соседи спят (или делают вид) и я выглядываю в окно.
И вижу глаза. Светлые, живые. Немного лукавые, теплые и очень нежные.
Я смотрю в них, и чувствую, как в меня вливается свет, и озаряет все изнутри.
Жалюзи закрываются, и видение исчезает. Я валюсь на полку и отворачиваюсь к стенке — слишком ранящая иллюзия.
Тут раздается еле слышный стук в двери. И я снова вижу эти глаза, но уже не через стекло.
Соседи, оказывается, вовсе не спят, и мгновенно активизируются.
— Здесь нет свободных мест! — сипит Одиночество.
— Нам никто не нужен! Уходи туда, откуда пришла! — змеится Страх.
— Зачем это все? Какая бессмыслица. Закрой двери! — раздается шепот Равнодушия.
— А кто сказал, что мы остаемся тут? — и она протягивает мне руку.
— Мы выходим, прямо сейчас!
Поезд тронулся, но мы успели выскочить на ходу.
Непривычно яркий свет ударил в глаза. И тысячи цветов, запахов, звуков.
У меня даже закружилась голова.
— Ничего, привыкнешь! — рассмеялась она, и еще крепче сжала своей маленькой ладонью мою руку.
А вслед нам довольно ухмылялся проводник-Время.
Или мне показалось?