Демиург отыграл шестьдесят шесть спектаклей подряд и теперь возвращался с гастролей. Слава ленивым шлейфом болталась у него на шее. Заплаканные витрины отражались в больших красивых глазах. Дома ждала суженая и вкусный ужин. Он шёл, не спеша по заплёванным мостовым и бесконечным проспектам, созданного им мира.
Ключ долго не поворачивался в замке, словно это не те двери. Раньше он часто бродил по улицам и заглядывал в освещённые окна. Его всегда манил свет. Тихий и ласковый, источником которого являлась определённая только ему суженая. Но изнутри окна со светом оказывались не такими как снаружи. Свет превращался в обманчивое мерцание и на каждую суженную находилась ещё более суженная… потом ещё и ещё… Так утекали все суженные лунной дорожкой сквозь проемы окон и распадались на множество отражений, поглощаемых пустотой.
Наконец-то ключ повернулся в замке, и дверь открылась. Истосковавшаяся жена радостно кинулась ему на шею и стала покрывать поцелуями. Он жил в долг её любви, привыкнув к роли супруга.
Дожевав макароны с котлетой, и выполнив супружеские обязанности с необходимой после долгой разлуки страстью, он лежал, уставившись в мутную воду аквариума и под неумолимое щебетание жены, разглядывал его обитателей.
Сперва появилась маленькая белая лягушка. Она плавала рывками, смешно вытягивая лапки, а когда уставала подолгу сидела на камушке, созерцая водоросли. Ей нужно было питаться специальным кормом, и когда он первый раз уезжал на гастроли с театром, попросил жену заботиться о лягушке. Возвращение с гастролей оказалось печальным, жена сообщила, что лягушка умерла. В аквариуме вместо неё теперь плавали две проворные рыбы-петушки, приобретённые суженной. Он в тот вечер долго бродил по сумрачному городу и в подземном переходе случайно купил зелёного тритончика с черной полоской на хвостике. С любовью отпустил его в аквариум и лёг спать. Утро явило ужасную картину: враждебные рыбы-петушки отгрызли тритончику лапы и хвост. Он был вне себя от ярости, хотел смыть жестоких рыб в унитаз, но сердобольная суженая выловила их совком, посадила в банку и унесла куда-то. Тритончик стал калекой, не способным даже кушать самостоятельно. Устало зависал он в пространстве аквариума, из — под зелёной шкурки торчали обглоданные кости, мимо сновали безобидные гупешки, которыми разбавлялось одинокое его существование. Однако к гупёшкам тритончик оставался совершенно безучастен и, прилепившись мордочкой к стеклу аквариума, грустил.
Суженая продолжала рассказывать о событиях реального мира, добрых делах и злых людях, не ценящих добро. Не перебивая её, Демиург встал с дивана, чтобы покормить тритончика. Он насадил червячка на зубочистку и поднёс ему. Гупёшки сразу активизировались в надежде перехватить корм. Демиург отгонял их, ожидая, когда тритончик начнёт кушать. Но тот еду не принял. Радостные гупёшки тут же этим воспользовались и заглотили червячка.
Суженая перешла в своих повествованиях на благородные порывы собственной души, повинуясь которым, она подарила своей подруге дорогие сапоги, а та, зараза, её даже не поздравила с днем Конституции.
У Демиурга сжалось сердце, он насадил другого червячка и снова предложил тритончику. Тот опять еду не принял и взглянул на Демиурга умоляюще. И Демиург вдруг понял, что по ту сторону запотевших стекол, подсвеченных жёлтой лампочкой, тритончик никогда больше не возьмёт корм и его свет скоро погаснет.
Это понимание наполнило Демиурга приступом жалости, беспомощности и любви. Макароны с котлетой тошнотой подступили к горлу, и он бросился в туалет, не дослушав рассказ о добродетельности супруги и несправедливости мира.
Его рвала собою, всем созданным миром и вереницей суженных, тянущих на дно стопудовыми якорями.
Обеспокоенная жена барабанила в двери и кричала.
Он колотил руками о крышку унитаза, не в силах что-либо изменить так, чтоб это что-нибудь не стало со временем тем же самым. Вся его жизнь стремительно неслась вонючим потоком по трубам канализации. Из глаз Демиурга хлынули слёзы. С мольбами и проклятиями взирал он на лампочку, свисающую с потолка туалета, и жадно искал в ней свет.
Суженая перешла в контр — атаку и стала ломать дверь.
Демиург снял с ноги тапок и разбил лампочку. Воцарилась тьма… и только слёзы светились в темноте…
Когда суженая наконец-то выломала дверь Демиург сидел на унитазе, обхватив колени руками. Его взгляд гирей прошлого довлел перед наступающим завтра.
Суженая села рядом с Демиургом и, придав своему выражению лица осмысленность, уверенно сказала:
— Не переживай так, в жизни нужно быть оптимистом, легче ко всему относиться, ничего не принимать близко к сердцу… Мы обязательно заведём другого тритончика, целого, с лапами и хвостом. Он будет нас радовать.
Затем, немного подумав, добавила:
— И лампочку новую вкрутим…
Демиург тяжело вздохнул.
За окном брезжил рассвет…