Эрнест Несговоров опаздывал на важную встречу. В центре Москвы он намеревался открыть презентабельный ресторанчик для иностранцев и, чтобы не нарушать культурный облик столицы, требовалось согласовать его с прожорливыми САНпинами, ФибМинами и СЭСами. Залогом культурологической успешности служил чемоданчик с зелеными купюрами на заднем сидении его Lexusa. По сути, все было давно решено, оставались формальности — бабки, ужин и красные ленточки. Эрнест, как человек серьезный, привык мыслить широко и ресторанчик свой задумал ни много ни мало окнами на Красную Площадь или на Храм Христа Спасителя. Посему один из главных пиджаков на ковровой дорожке объяснил ему, что на царство кесаря замахиваться не стоит, а Бог милосердный все стерпит. Да и что плохого, если состоятельные господа, проглатывая устрицы, будут иметь возможность перекреститься, глядя на главный Храм страны?
Эрнест заметно нервничал. Время поджимало, а на Пречистенской образовалась километровая пробка. У Патриаршего же моста встали наглухо. Постукивая пальцами по панели управления, Эрнест невольно принялся изучать рекламные растяжки. Первые две принадлежали конкурентам. ЗакуSiti- из Останкинской башни протягивал дымящееся блюдо толстый усатый повар, похожий на Якубовича с Рататуем. ПодкреПиська вторил улыбающийся смайлик, затесавшийся между слогов сарделькой и двумя улыбающимися яичными глазками. Пищевая цепочка плавно перетекала к удовлетворению бытовых и эстетических потребностей. От понаехавшей в Москву Фроси Бурлаковой, сразу удачно попавшей на распродажу и прижимающей к сердцу коробку с надписью: Всем по чайнику! — скоро открытие. До облитого маслом мускулистого торса, под которым слоган гласил: Фитнесс-центр Феромон — мы не потеем, мы благоухаем! Но наиболее привлекал внимание огромный плакат Оборонсервиса, на который не пожалели средств. На плацу маршировали замерзшие в форме Юдашкина солдаты, а вслед за ними бежала заботливая гейша с начищенными до блеска хозяйственным мылом саблями для харакири. Золотыми буквами переливалась надпись: ЯПОНОБЫТХИМ — традиции японского качества!
Пробка почти не двигалась. Водители отчаянно сигналили и сквозь зубы склоняли друг друга по падежам. В двери авто Эрнеста кто-то постучал. Он приоткрыл тонированное стекло, и в его салон просунулось морщинистое, пахнущее луком и страданием лицо безмятежной старушки.
Как бы извиняясь, бабуля прошамкала губами: — Паломница я. Денег нет, сынок, на электричку до Мытищ.
Эрнест брезгливо отвернулся. Пробка немного оживилась, и он проехал метров тридцать.
— Подайте Христа ради копеечку, — не унималась нагнавшая его старушка, проворно ныряющая с клюкой среди дорогих машин.
— Иди бабка, иди, — замахал руками Эрнест. — На всех копеечек не хватит.
Терпению Эрнеста пришел конец. Он вывернул руль и попытался проскочить на обочину, чтобы обогнуть впереди стоящие машины. Но, неожиданно, из третьего ряда его подрезал такой же лихач на cпорткаре.
— Куда ты прешь, урод, — выкрикнул Эрнест, пытаясь уйти от столкновения. Машину его закрутило и отбросило прямиком на столб. На верхушке столба от удара что-то заскрипело. Эрнест поднял глаза и в ужасе замер. На него стремительно летел увесистый рекламный щит, на котором красовался могильный крест, уносимый в голубую высь белокрылыми голубками с надписью: «Небо для всех одно! Полный комплекс ритуальных услуг».
— О, ё…, — не докончил мысль Несговоров, так как последовал страшный удар, и наступила абсолютная темнота.
Очнулся Эрнест во мраке. В теле была странная легкость, однако голова жутко болела, словно сама не своя. «Надо выбираться», — заключил Несговоров, и принялся ощупывать пространство вокруг себя. К своему удивлению, он обнаружил, что находится не в машине, а в каком-то замкнутом помещении, где лежит на полу. Когда глаза немного привыкли к темноте, он увидел, что стены вокруг излучают тусклое свечение. Собственно на это свечение Эрнест и двинулся. Навстречу ему выступил чей-то силуэт. «Кто здесь?» — насторожился Несговоров и замер. Силуэт тоже остановился, за его спиной играли блестящие блики. От волнения рука Эрнеста скользнула в карман пиджака и о, чудо, там обнаружилась зажигалка в форме обнаженной гетеры, подарок голландского посла. «Да будет свет!» — изрек Несговоров, вытянув руку с зажигалкой вперед. Огонь вспыхнул, и… перед Эрнестом возникла огромная бычья голова с налитыми кровью глазами и страшным оскалом. «Мать моя…» — вскрикнул Несговоров, выронил зажигалку и попятился назад. В ответ бычья голова также издала истошный рев, и силуэт отступил. Эрнест уперся в гладкую поверхность стены, осторожно поднял зажигалку и вновь ее зажег. Силуэт стоял у противоположной стены и тянул к Эрнесту руку. «Должен же тут быть выход», — суетился Несговоров, шаря руками за спиной. Он повернулся к силуэту спиной, и в поисках двери осветил стену позади себя. Но и оттуда уставились на Эрнеста бычьи глаза. Несговоров зажмурился от страха, машинально вскинул кулак, и ударил что есть мочи «по рогам» чудовища. Раздался звон стекла, и множество мелких осколков впились Эрнесту в пальцы. Пугаясь собственной догадки, он вновь открыл глаза. Из треснутого зеркала смотрела растерянная бычья морда в дорогом пиджаке. И этой мордой был он сам. Не веря собственному отражению, Несговоров с воплями и проклятиями принялся крушить зеркала. Разбив их все, он оказался посреди необъятной пещеры с множеством запутанных ходов.
«Бред какой-то, такого не может быть», — сокрушался Несговоров, ощупывая чужеродную бычью голову. Для убедительности, что это не сон, он даже ущипнул себя и подпалил зажигалкой ладонь, но кошмар не рассеялся.
Пребывая в шоке недоумения, Эрнест даже не сразу заметил, как мимо него спокойно прошел перемазанный нефтью шахтер с маленьким фонариком на каске.
- Уважаемый… уважаемый, — спохватился Несговоров. — Не подскажите, где я и как отсюда выйти?
Шахтер обнажил белые зубы на чумазом лице:
- Э, дорогой, тут главное не где ты, а как сюда попал. А выход тут один, вернее приход…
«Придурок какой-то», — решил Эрнест, а вслух спросил: — Какой дорогой идти то?
- Да без разницы, — пожал плечами шахтер и скрылся в одном из пещерных проемов.
Эрнест шел долго, пока, наконец, не уперся в массивную дубовую дверь. Таверна «У Тесея» гласила крупная надпись. Чуть помельче значилось: Welcome to the traveler. И совсем неразборчиво было написано что-то типа: «оставь, что прежде, всяк сюда входящий». Над головой висел видавший виды череп парнокопытного, на котором кто-то подписал углем: «бедный Йорик».
Несговоров толкнул дверь, ответившую ему пронзительным скрипом, и вошел внутрь. За деревянными столами таверны сидели такие же, как и он, люди с бычьими головами, среди которых затесался один с козлиной. Правда были и двое в человечьем обличье, хмурый неприветливый официант и ранее встреченный Эрнестом шахтер. Главным образом все посетители ели. Трапеза была скромной у всех, за исключением козла. Ему подавали лобстеров, омаров, трюфеля, сатэ из бычьих тестикули невесть ещё какие заморские блюда.
К появлению нового посетителя постояльцы таверны отнеслись безразлично, радушно улыбался лишь чумазый шахтер, и Несговоров, немного поколебавшись, присел к нему за столик.
-Рад. Безмерно рад вас видеть, — обнажил свои зубы шахтер. — Позвольте представиться: Вергилий Карлович. — Я тут приглядывающий. И первый, кого все встречают после встречи с самими собой, — хихикнул он.
- Эрнест Петрович, бизнесмен, немножко депутат, — серьезно ответил Несговоров.
— Вам, любезный Эрнест Петрович, голова не жмет? А то бывают, знаете ли, по-первости неудобства.
«Издевается», — подумал Несговоров, стараясь сохранять внешнюю невозмутимость, и дабы извлечь из беседы что-то полезное спросил:
— Вы можете объяснить мне, что происходит? И где это мы все находимся?
— Мы все находимся в некотором смысле нигде, — заговорщически прошептал Вергилий Карлович. —  Данное место — неопределенность, перевалочный пункт между блаженным пиром званых и избранных и, так сказать, «плачем и скрежетом зубов», как бы сие банально не звучало…
— Я, значит, умер…- трагично произнес Несговоров. — А ведь раньше ни в какие дантовские Чистилища не верил…
— Скорее, раньше и не жил никогда. То ж разве жизнь была? Так, рябь одна… Что тут у нас? — перед Вергилием Карловичем неожиданно возник альбом с фотографиями важных вех жизни Несговорова. — Ну вот, все стандартно: фуршеты, банкеты, оффшоры, откаты, гетеры, Канары, жена, три любовницы и сын балбес, головная боль Гарварда. А в дантовское Чистилище я и сам не верю, насочинял он много.
— Что ж теперь делать то? — сокрушался Несговоров.
—  А ничего теперь не поделаешь. Здесь остается только ждать.
— Чего?
— Не чего, а кого, — загадочно поднял палец вверх Вергилий Карлович. — Тесея.
-Как это?
— В некотором смысле все мы, вернее вы — в лабиринте, читали же, наверное, что Минос построил лабиринт, где сокрыл плод греха — Минотавра, потом ещё Виктор Олегович Пелевин всем разжевал, что природа лабиринта это ум (правда, в нашем случае — сознание), где этот бык и живет. Потому, когда ваши бестолковые сознания освобождаются от телесной оболочки, не имея за собой ничего другого, превращаются в минотавров.
— А козел тогда что тут делает?
— Ну, козел — это совсем другое. Он тут персона нон грата, по-русски козел отпущения. Он нас всех тут олицетворяет. Его личность неприкасаема. Однако мы отвлеклись. Так вот, освободиться минотавр может только от руки Тесея. Но так как Тесей тоже часть его сознания, как и этот лабиринт, и он сам, то прийти Тесей может лишь тогда, когда минотавр готов сам с собою расстаться. А прежде, чем с собою расстаться, нужно самого себя осознать. Но у вас, я вижу, с этим проблем нет.
— И что потом?
— Ну, а потом, как повезет, в объятья к любящему Творцу или в бездну отчаяния. Хотя, бывает ещё третий вариант, правда редко — когда дается шанс все исправить, победить минотавра ещё при жизни… Механизм этого четко прописан: «не убий, не укради, не прелюбодействуй»…ну и так далее…
— Да брешет он все, не существует никакого Тесея, — вступил в разговор задумчивый бык в восточном синем халате. — По крайней мере, никто из присутствующих здесь его никогда не видел. Оно и понятно. Поскольку мы все лишь цепочка перерождений. А здесь ожидаем очередного воплощения. Вот послушайте, как красиво звучит: Своим Божественным оком, абсолютно ясным и превосходящим человеческое зрение, Бодхисаттва видел, как живые существа умирали и рождались вновь — в высших и низших кастах, с благополучными и горестными судьбами, обретая высокое и низкое происхождение. Он различал, как живые существа перерождаются согласно их карме: «Увы! Есть мыслящие существа, которые совершают неумелые поступки телом, не владеют речью и умом, и придерживаются ошибочных взглядов. Под действием плохой кармы после смерти, когда их тела придут в негодность, они рождаются снова — в бедности, с несчастливой судьбой и немощным телом. Но есть живые существа, которые совершают умелые поступки телом, владеют речью и умом, и придерживаются правильных взглядов. Под действием хорошей кармы, после того как их тела придут в негодность, они рождаются вновь — со счастливой судьбой.
Собеседник ненадолго замолчал, чтобы оценить впечатление, произведенное речью, затем почтительно расплылся в реверансе: — Имею честь рекомендовать себя, Ваш покорный слуга Свами Монохром.
— Эрнест, депутат, бизнесмен, - протянул руку Несговоров.
- Это Сережа Огурцов, программист турагентства «Восточные ворота», — шепнул на ухо Эрнесту Вергилий Карлович. —  Всегда мечтал стать Бодхисатвой, достичь, так сказать, группового и личного дзена. По чистой случайности в ванной во время погружения в медитацию уснул и захлебнулся.
Проанализировав услышанное, Несговоров спросил:
- Любезный Монохорм, если мы постоянно перерождаемся, чего же тогда тут торчим? Да ещё и с такими рожами?
-Мы не торчим, мы тут бесценный опыт накапливаем, — заверил Мнохром. — А бык, между прочим, священное животное…
— А, по-моему, мы тут просто жрем, — подал голос козел, проглатывая кусок отбивной телятины.
— Ты олицетворяешь, так и олицетворяй себе, — вскипел Монохром. — К тому же в Африке, а также в Индии, где коровам приписывается сакральная сила, вместо бычьих семенников в пищу идут семенники козла.
Козел сглотнул.
— Вот вы, Эрнест, разве никогда не переживали дежавю? — продолжил Монохром. — Как будто все, что с вами происходит, уже было. Или, может, практиковали холотропное дыхание, особенно эффективное в условиях столичного смога? Когда дышишь быстро-быстро, наступает временная гипоксия мозга, и вспоминаются прежние жизни. Метемпсихоз!
— Жена моя увлекалась подобными практиками, — припомнил Эрнест. — Даже в эзотерическую школу «Око Прометея» ходила. Там продышалась и вспомнила себя египетской царицей, Хатшепсут, кажется. Которая, прославилась тем, что надела бороду и заявила, что она сын бога Амона Ра.
— Вот видите, — воодушевился Монохром.
— Но, что примечательно, в ее группе все поголовно себя царицами вспомнили и главным образом египетскими. Две Клеопатры даже чуть не подрались. Мне тогда ещё странным показалось, почему никто себя не вспоминает, допустим, крестьянкой крепостной, швеей-мотористкой или укладчицей на БАМе…
— Подобное явление вполне объяснимо, — вмешался Монохром. — Оно кармически обусловлено. Сами посудите, какая карма может быть у швеи-мотористки? О чем ей вспоминать, когда уровень самосознания ещё не проснулся!
— А потом, когда я поглубже копнул, — не унимался Эрнест. — Ещё более интересные факты вскрылись относительно прошлых жизней. Ведь если души, измысленные Абсолютом, постоянно проходят цепочку перерождений, популяция людей должна оставаться примерно на одном уровне. А как вы объясните, что в первые века нашей эры численность населения Земли едва ли дотягивала до ста миллионов. В девятнадцатом веке людей был уже миллиард, а на сегодняшний день их перевалило за семь миллиардов. Откуда взялись лишние души?
Повисла пауза. Очевидно, вопрос поставил Монохрома в тупик.
— Так ведь это…- задумался он. — Инопланетяне.
По таверне прокатился хохот.
Монохром обиженно отвернулся и с видом непонятого гения ушел за свой столик.
—  Заказ делать будем? — Над Эрнестом наплыла тучная фигура официанта в замасленном переднике.
Несговоров ощутил, что заметно проголодался, и что-нибудь перекусить было бы не лишним.
— А что можете предложить? — поинтересовался он.
Официант небрежно пролистал меню и с нескрываемой неприязнью ответил: — Для вас только селедка с луком.
Эрнест поморщился: — Отчего же так?
— Больше ничего нет.
— Но, вон козел деликатесы уминает…
— У козла спецменю, а вам, кроме селедки, ничего не положено, — хладнокровно заявил официант.
Хотелось послать этого гарсона подальше, однако в животе урчало, и Несговоров обреченно согласился хотя бы на селедку. — А почему Монохром сказал, что Тесея не существует? — спросил он погрузившегося было в дремоту Вергилия Карловича.
— Кх, кхе, — прокашлялся тот. — Тесея действительно не существует в привычном виде победоносного универсального героя для всех.
— Значит правда, что его никто здесь не видел?
— Его и не может увидеть никто из здесь присутствующих, поскольку когда Тесей явится, эта реальность закончится со всеми, кто в ней находится, включая Минотавра, её породившего. Кстати, в этом и заключается хитрость лабиринта минотавра существующего не вовне, а внутри него самого. Я бы сказал это вопрос веры, а не знания. Вот люди верят в Бога, хотя его никто никогда не видел. Но только Господь Бог единосущ, а Тесей у каждого свой.
— Что значит свой? А как же остальные минотавры, они существуют?
— Конечно. Они отражаются в вашем сознании, а вы отражаетесь в их. Но только в вашем лабиринте они декорация, а в собственном главное действующее лицо, ради которого все происходит. Вообще все похоже на сон. Вы снитесь им, они вам. Но развязка для каждого индивидуальна, в зависимости от того, кто видит сон.
— И как же выглядит этот Тесей? Если он для всех не один и тот же…
Как я его узнаю?
— Как в «Аватаре», почувствуете связь, — хихикнул Вергилий Карлович. — Вообще большинству здесь сложно что-то почувствовать, они и при жизни — то ничего в себе вечного не открыли. Но есть персонажи колоритные, неоднозначные. С одним, Монохромом, вы уже познакомились. Также могу представить нашего местного Стива Джобса. — Вергилий кивнул на худощавого бородоча, не отрывающегося от планшета. — Он всю жизнь по соцсетям троллингом занимался. А прославился рекламным интернет-спамом для мобильного оператора TV2. Ему креативный директор сказал, нужен вообще убойный рекламный ролик, так как основной мобильный рынок давно распилили, остается лишь как-то нестандартно выделиться, чтобы конкурентов за пояс заткнуть и запомниться навсегда. Вот этот копирайтер и выдал. Миллионы просмотров: «В детской комнате играет девочка. Фоном работает телевизор. На полу лежит мобильный телефон. Вдруг начинаются помехи в телевизоре, и из него медленно выползает девочка утопленница из фильма «Звонок». Тут звонит телефон. Маленькая девочка берет трубку, подставляет к уху, после чего недоуменно протягивает утопленнице. «Это тебя», — говорит она. Голос в трубке вопит: «Ты пошто опять детей пугаешь. Ну-ка, быстро домой — в колодец!». Утопленница, пятясь задом, уползает обратно. На экране слоган: «Бессменный оператор — достанет даже с того света!»
— Помню, помню, — улыбнулся Эрнест. — Я как раз после этого ролика себе их симку купил.
— Да, а «Стив Джобс» наш под кайфом потом на машине разбился. На кокаине сидел. Теперь вот верит, что в качестве Тесея к нему Бил Гейтс придёт, или, на худой конец, Марк Цукерберг.
А вон там, в дальнем углу, в желтой ризе — разжалованный Владыка сидит. Обложился золотыми яйцами Фаберже, и забыл, как выглядит единственное - Пасхальное. Очень давно сидит. Вспоминает.
Есть ещё поэт один. Вон, возле картины с нарисованным окном грустит, — Вергилий указал на бледного задумчивого юношу. — Мог бы стать современным Петраркой. Но не стал. Пил много и с моста то ли упал, то ли бросился. А какие стихи писал… Только кому сейчас поэты нужны? Все ж ваш брат захватил. Людям с тонкой душевной организацией деваться некуда, кроме как с моста… Эй, Петрарка, прочти мое любимое, — смахнул слезу Вергилий.
Юноша оживился, залез на стул, и, вознеся руку к потолку, продекламировал:
Я где-то между знанием и звуком
Между секунд молчанья. Тишина
Звучит для сердца с абсолютным слухом
И заменяет многие слова.
Я много лет пытаюсь вспомнить имя,
Которым пробуждаются от сна…
Мир крепко спит и новые святые
Считаются сошедшими с ума…
Среди гадалок, магов, лжепророков,
Людьми успешно вырытых карьер
Всегда так неуместно одиноко,
Что проще и честнее быть никем…
Носить в кармане только лёгкий ветер,
Да справку из дурдома,… жить в глуши,
Осознавая, что нигде на свете
Нет мест богаче собственной души.
Работать лишь на Главной Переправе,
Где зыбкость смысла видится как есть…
Кончаются иллюзии скрижали
Полоской утекающей в не здесь…

- Ваша селедка, сэр! — на разносе в руках официанта стояла маленькая тарелочка с аппетитными кусочками малосольной селедочки, приправленной маринованным лучком.
Эрнест проглотил слюну. За философскими беседами аппетит разыгрался не на шутку, а воображение рисовало таяние нежной селедочки во рту.
От удовольствия Несговоров зажмурился.
- Эй, гарсон, — перебил предвкушение противный голос козла.
Открыв глаза, Эрнест в ужасе увидел, что мерзкий официант услужливо переместился к столику козла, и тот уже засунул свою мохнатую морду в его селедку!
- Позвольте, — возмутился Эрнест. — Но это же мой заказ!
- Сожалею, — хладнокровно ответил официант. — Ваш заказ перенаправлен.
- То есть, как это перенаправлен? — кипел Несговоров. — У вашего козла вон сколько всего. Чего он последнее из глотки рвёт?
- Это не те-бее, — нагло блеял козел.
Негодование, помноженное на чувство недовольного урчания обманутого желудка, пробудили в Эрнесте классовую ненависть.
Как только козел отправил кусочек его!!! вожделенной селедочки себе в рот, Несговоров не выдержал, соскочил из-за стола, в три прыжка оказался возле жующего козла и мертвецкой хваткой вцепился ему в бороду.
— Морда буржуазная, — орал он. — Хватит объедать рабочий класс.
Козел в ответ верещал:
— Дискриминация меня. Справедливости… Справедливости…
— Ату его, ату, — подстрекали Эрнеста другие минотавры, подскочившие со своих мест.
И тут отворилась дверь таверны. В возникшую щель скользнула полоска света. Минотавры сразу притихли, расселились по местам, делая вид, что каждый занят чем-то архиважным.
В таверну вошел Он! Эрнест сразу узнал Его!
- Это же Пу…, — хотел было произнести вслух Несговоров.
- Тише, тише, — зацыкали на него минотавры.
- Добрый день! — произнес вошедший.
Жидкая бороденка козла выскользнула из рук Эрнеста. На глаза навернулись слезы.
- Тесей Владимирович, — запричитал он, всхлипывая. — Я просто селедочки хотел поесть, а тут козел… он всех объел уже… я не хотел… просто выразил мнение масс…
- Вот я на что хочу обратить ваше внимание, — вошедший ласково потрепал Эрнеста по щеке. — Вы и сами-то скольких своих соотечественников объели, чтобы в итоге замахнуться и Господа Бога объесть?
В следующую секунду он резко вытащил из ножен самурайский меч и молниеносно отсек минотавру один рог.
- Ай-ай-ай! - завопил от боли и страха Эрнест. — Я каюсь, каюсь…
- Кроме того, мне доложили, что вы ещё и видом на Кремль собирались потчевать наших западных партнеров, а это уже на измену Родине тянет.
- Брешут, брешут, — побледнел Эрнест.
- Вы же в жизни своей ни хрена не делаете, только потребляете, стыдоба какая. И я склоняюсь к варианту — вас из жизни вашей просто распустить.
- Не надо, я исправлюсь, непременно исправлюсь, — клялся Эрнест.
Ему хотелось рассказать о себе все, уткнуться в плечо Тесея Владимировича, словно блудному сыну, вернувшемуся к любящему Отцу.
- Вы знаете, я вам верю! Поэтому шанс вам дам. Каждый должен мотыжить, как святой Франциск, свой участок, - и Тесей занес меч над вторым рогом минотавра.
Эрнесту почему-то захотелось расцеловать напоследок освободителя, и как только меч коснулся головы, в его сознании покатилось и вспыхнуло исполинское солнце любви…

— Живой сынок, слава Богу! — Несговоров открыл глаза и увидел, что лобзает морщинистую щеку, склонившейся над ним старушки. Той, что он не дал «копеечку». Эрнест сидел на земле, выброшенный ударом через лобовое стекло. Рядом лежал его чемоданчик с деньгами. Чуть поодаль стоял искореженный Lexus, намертво прибитый к земле рекламным билбордом. Эрнест потрогал голову, она гудела, но была своя, родная.
К нему бежали врачи и спасатели.
Эрнест нащупал чемоданчик и сунул бабке.
— На, бери. Купишь себе электричку до Мытищ, — улыбнулся он.
— Батюшки, — обомлела бабка, заглянув внутрь. Отбросила клюку и динамично засеменила по мостовой.
Не следующий день Эрнест, конечно, уже сожалел о данном поступке, так как психотерапевт убедил его, что никаким минотавром он не был, а весь увиденный бред просто следствие сотрясения мозга.
Но пока не наступило завтра, Эрнест был абсолютно счастлив. Он сидел посреди мостовой, а из Храма Христа Спасителя доносилось Пасхальное пение: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…» Ещё припекало солнышко, но вдалеке уже слышались раскаты грома, а в воздухе веяло приближающимся дождем, рассеивающим столичный смог.