Как классики в Крыму отдыхали
Крымскому курорту очень повезло с рекламой. Лучшие слоганы для него писали настоящие гении литературы. Например, Маяковский обессмертил евпаторийские здравницы своим «Очень жаль мне тех, которые не бывали в Евпатории». А чего стоит пушкинское: «Холмы Тавриды, край прелестный, Я снова посещаю вас, Пью жадно воздух сладострастья, Как будто слышу близкий глас Давно затерянного счастья»…
Однако классики увозили из Крыма не только восторженные впечатления. Александр Сергеевич, например, в Крыму промотал все деньги и простыл, Булгакова укачивало на теплоходе, а Маяковский жаловался на комаров и грязные пляжи.
В бархатный сезон — время, когда, вплоть до начала прошлого века в Крым приезжала основная масса отдыхающих, прибывали и самые известные крымские курортники от литературы. Но как оказалось, тот период, который сегодня принято называть бархатным, раньше именовался иначе.
«Первоначально было три сезона, — объясняет крымский историк Андрей Мальгин. — Бархатный наступал сразу после Пасхи. Существует несколько версий возникновения этого названия: и по материалу одежды, и по тому, что в это время в Крым приезжало дворянство, вписанное в бархатные книги. Потом наступал ситцевый, самый бедный сезон — в июле-августе Крым посещала публика с доходами ниже средних.
А сезон с 15 августа и до середины октября назывался шёлковым, в это время цены вырастали в пять- шесть раз, приезжала самая богатая публика. Как раз поспевал виноград, и этот сезон ещё назывался виноградным. Но со временем шёлковый сезон стали называть бархатным из-за мягкой погоды".
ПУШКИНУ НЕ ХВАТАЛО ДЕНЕГ
Это в стихах великий классик называл Крым «брегами прекрасными», зато в письмах — «стороной важной и запущенной». Ступив на крымскую землю в августе 1820 года вместе с семьей Раевских, поэт успел пожить в Гурзуфе, побывать в Керчи, Феодосии и Бахчисарае.
«В Гурзуфе не принято было отдыхать до того, как в 1881 году герцог Ришелье не построил здесь дом, где в последующем останавливалась вся путешествующая знать, — рассказывает завотделом музея им. Пушкина в Гурзуфе Светлана Дремлюгина.
В этом же доме провели три недели и Раевские вместе с Александром Сергеевичем, пребывавшем в южной ссылке. За проживание и питание у Ришелье не нужно было платить. Тем не менее, Пушкин умудрился поиздержаться и писал к брату с просьбой выслать ему денег".
Сам поэт писал о времени, проведённом в Гурзуфе, следующее: «…жил я сиднем, купался в море и объедался виноградом. В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество».
21-летний Пушкин с младшим на два года Николаем Раевским развлекались, как могли, ведь тогда Гурзуф, даром что был популярнее Ялты, не мог предложить культурного досуга.
«Дегустировали вина, катались на лодках и лошадях. Однажды они за четыре дня добрались верхом из Гурзуфа в Бахчисарай. В дороге Александр Сергеевич простудился, но даже лихорадка не помешала ему заметить, сколь красива легенда о «фонтане слёз» и сколь удручающе само состояние ханской резиденции. Позже он написал в письме: «Я обошёл дворец с большой досадою на небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки некоторых комнат», — рассказывает Светлана Михайловна.
Понятие пляжного отдыха во времена Пушкина уже существовало, но отличалось от современного.
«Загорать было не принято. В моде была светлая кожа. А купаться, по мнению врачей, можно было только до 11 утра и не дольше пяти минут.
Есть сведения, что Пушкин умел плавать, а ещё — что они с Раевским из оливковой рощи подглядывали за дамами. Тогда еще не придумали купальные костюмы и погружались в воду неглиже.
Ещё ходили слухи, будто Александр Сергеевич в Гурзуфе воспылал любовью к одной из дочерей Раевских. Он действительно увлёкся, но не одной, а всеми четырьмя сёстрами, но любви ни к одной из них он не испытывал. Зато его очень впечатлила некая молодая татарка из ближайшего села».
ЧЕХОВ: «СКУЧНО КАК В СИБИРИ»
Антон Чехов, пожалуй, был самым известным крымским курортником. «Доходило до того, что мошенники по пути в Ялту выдавали себя за него, флиртовали с барышнями, а до Антона Павловича потом доходили слухи о его якобы безнравственном поведении», — рассказывает научный сотрудник музея Чехова в Ялте Алла Головачёва.
В 1888 году писатель впервые приезжает в Крым. Его поезд приходит в Севастополь. Оттуда в Ялту нужно было добираться на лошадях. «Ехали или один день, делая остановку у Байдарских ворот для обеда, или два дня с ночёвкой у Байдарский ворот, — рассказывает Ирина Ганжа. — Перекладные брички с парой лошадей до Ялты стоили 7,32 руб., фаэтон парой — 15 руб., тройкой лошадей — 20 руб. (средняя зарплата рабочего в это же время 14 руб. — Авт.)».
В этот визит Антон Павлович посетил Георгиевский монастырь, позже приезжал в Феодосию, Коктебель, Бахчисарай. А когда врач сообщил ему неутешительный диагноз, Чехов принимает решение переехать в Крым, климат которого считался полезным для больных туберкулёзом.
Поначалу Ялта не нравилась Антону Павловичу, в письмах он называл её помесью чего-то европейского с чем-то мещански-ярмарочным: «Коробкоообразные гостиницы, в которых эти рожи бездельников-богачей с жаждой грошовых приключений, парфюмерный запах вместо запаха кедров и моря, жалкая, грязная пристань…»
Позже Чехов начинает называть Ялту «тёплой Сибирью» за скуку, царящую в городке в любое время года. В первые приезды писатель останавливался в гостиницах, но уже в 1898 году купил небольшой (800 саженей) участок на окраине Ялты. Земля обошлась Чехову в 4 тыс. руб. Уже через год Антон Павлович переезжает в готовый дом с матерью и сестрой. Здесь пишет и общается с заезжими писателями: Толстым, Горьким, Сулержицким.
А вот привычные для сегодняшних курортников развлечения Чехов позволить себе не мог. Загорать было не принято, а купаться запретил врач.
«Уже поселившись в Ялте, Чехов купил дачу в Гурзуфе (теперь отдел нашего музея) и стал владельцем кусочка берега с пляжем, — рассказывает Алла Головачева. — В письмах он не раз упоминал, что там будут отдыхать его родные. Но сам писатель пляжем ни разу не воспользовался. В то время морские купания проходили под наблюдением медика. А он не рекомендовал писателю водные процедуры».
БУЛГАКОВ: «ПЛЯЖ В ЯЛТЕ ЗАПЛЕВАН»
Своим первым вояжем к крымским берегам Михаил Афанасьевич обязан Максимилиану Волошину, пригласившему Булгакова с женой в гости в Коктебель. «В июне 1925 г. писатель с женой Любовью Белозерской сели на поезд и через 30 часов сошли на станции Джанкой, откуда через семь часов шёл поезд до Феодосии», — рассказывает крымский литературовед Галина Кунцевская.
Добравшись до Коктебеля, чета Булгаковых прогостила у Волошина больше месяца, успев приобщиться к местному чудачеству — собиранию полудрагоценных камешков, которое Булгаков охарактеризовал как «спорт, страсть, тихое умопомешательство, принимающее характер эпидемии». А вот в нудистских возлежаниях на пляже и походах в горы, которые ввёл в моду Волошин, чета Булгаковых участия не принимала.
«На обратном пути Михаил Афанасьевич с женой отправились на пароходе в Ялту, на котором их сильно качало, отчего писателю было нехорошо. Вечером они отплыли из Феодосии, а рано утром увидели Ялту и отправились на дачу Чехова, которая уже стала музеем и где мечтал побывать Булгаков», — объясняет Галина Кунцевская.
В своих воспоминаниях Михаил Афанасьевич пишет, что в Ялте им пришлось снять слишком дорогой номер в гостинице (других не осталось) за 3 руб. с человека в сутки. Средняя зарплата в это же время — 58 руб. На вопрос, почему не горит электричество, Булгаков услышал ответ: «Курорт-с!».
А вот строки о ялтинском пляже:
«…он покрыт обрывками газетной бумаги… и, понятное дело, нет вершка, куда можно было бы плюнуть, не попав в чужие брюки или голый живот. А плюнуть очень надо, в особенности туберкулёзному, а туберкулёзных в Ялте не занимать. Поэтому пляж в Ялте и заплеван…
Само собою разумеется, что при входе на пляж сколочена скворешница с кассовой дырой, и в этой скворешнице сидит унылое существо женского пола и цепко отбирает гривенники с одиночных граждан и пятаки с членов профессионального союза».
А вот ещё о ялтинском торговом квартале:
«…магазинчики налеплены один рядом с другим, всё это настежь, всё громоздится и кричит, завалено татарскими тюбетейками, персиками и черешнями, мундштуками и сетчатым бельём, футбольными мячами и винными бутылками, духами и подтяжками, пирожными. Торгуют греки, татары, русские, евреи. Всё втридорога, всё „по-курортному“, и на всё спрос».
МАЯКОВСКИЙ ПИАРИЛ КРЫМ
Громогласный футурист бывал в Крыму шесть раз. «Наверное, это была генетическая любовь, — рассуждает Галина Кунцевская. — Ведь в Крыму жили его дед и бабушка. Впервые он приехал в Крым в 1913 году, посетив Симферополь, Керчь и Севастополь с выступлениями. Затем бывал в Ялте и Евпатории».
В 1920 году декретом Совнаркома было решено использовать крымские дачи и дворцы для оздоровления трудящихся, и, начиная с 1924 года, Маяковский ежегодно приезжает в Крым, чтобы выступать перед курортниками-пролетариями.
«Особенно ему нравилось в Евпатории, — рассказывает Галина Кунцевская. — Обычно он жил в гостинице „Дюльбер“. Выступал не только в концертных залах. В санатории „Таласса“, например, эстрадой послужила терраса, к которой вынесли даже лежачих больных на кроватях».
В начале 20-х годов проживание в «Талассе» и «Дюльбере» обходилось в сумму от 162 до 300 руб. (средняя зарплата в это же время — 58 руб.) Правда, за проживание Маяковский не платил, о чём сам упоминал в письмах: «Получил за чтение перед санаторными больными комнату и стол в Ялте на две недели».
Те строки, которые выдавал на-гора поэт о крымской природе («Хожу, гляжу в окно ли я — цветы да небо синее, то в нос тебе магнолия, то в глаз тебе глициния»), о санаториях («Людей ремонт ускоренный в огромной крымской кузнице»), и просто о курорте («И глупо звать его „Красная Ницца“, и скучно звать „Всесоюзная здравница“. Нашему Крыму с чем сравниться? Не с чем нашему Крыму сравниваться!») служили Крыму отличной рекламой.
Однако сам Маяковский, оказывается, замечал на полуострове не только хорошее. Вот, например, что он писал о пляжах:
«Простите, товарищ, купаться негде: окурки с бутылками градом упали, — здесь даже корове лежать не годится. А сядешь в кабинку — тебе из купален вопьётся заноза-змея в ягодицу».
Возмущал поэта и ассортимент евпаторийского рынка:
«…хоть четверть персика! — Персиков нету. Побегал, хоть вёрсты меряй на счётчике! А персик мой на базаре и во поле, слезой обливая пушистые щёчки, за час езды гниёт в Симферополе».
И, в конце концов, Маяковский выдает Крыму убийственное резюме: «Страна абрикосов, дюшесов и блох, здоровья и дизентерии».
УКРАИНКЕ ГРЯЗИ НЕ ПОМОГЛИ
Леся Украинка написала в Крыму одни из самых романтичных своих произведений («Бахчисарай», «Ифигения в Тавриде», «Айша и Мухаммед»). Но ездить сюда её заставляла не муза, а тяжёлая болезнь — туберкулёз костей.
По указаниям доктора поэтесса приезжала на полуостров трижды: с матерью в 1890 году она отдыхала в Саках, с братом — в Евпатории год спустя, и в 1907-м — с мужем в Балаклаве и Ялте.
«Во времена Леси Украинки лечение на Мойнакских грязях было процедурой, которую не все здоровые могли вынести, — рассказывает научный сотрудник Евпаторийского краеведческого музея Людмила Дубинина. — Человека укладывали на цементированные площадки, обмазывали глиной с головы до ног.
Так он лежал, потел и не мог пошевелиться. Потом нужно было ещё лежать обмотанным простынёй. Так вот сейчас все это занимает двадцать минут, а в те времена — больше двух часов. Эти процедуры очень тяжело давались Лесе Украинке, и она писала в письмах, что от них её самочувствие ухудшилось".
Процедуры были не только изматывающими, но и дорогими. Курс грязелечения в 1910 году стоил 45 руб. — для простых людей (больные лежали по несколько десятков в одном зале) и 130 руб. — для пациентов побогаче (процедуры проходили в отдельной комнате). А ведь приходилось ещё каждый день платить 5—15 руб. лечащему врачу. Для сравнения: корова в те годы тоже стоила 5 рублей.
Лечили поэтессу ещё и водными процедурами, но уже в Евпатории. «Курортники проходили в надстройку над водой, из которой можно было спуститься в воду. Там раздевались и окунались. Раздевались — это, конечно, громко сказано. Купальные костюмы были очень закрытые: длинные рубахи для мужчин и короткие платья для женщин», — рассказывает Людмила Дубинина.
В 1907 г. Леся Украинка приезжает с мужем в Севастополь. Но затем, по совету врачей, пара перебирается в Ялту, где поэтесса вновь лечится и вновь напрасно. Своей сестре она пишет: «…здесь я дошла до такого состояния, что лежала в городских скверах — настолько кружилась голова». Возможно, поэтому Крым отразился в произведениях Леси Украинки отнюдь не курортными настроениями.
Вот, например, что она пишет о путешествии на плато Ай-Петри: «Солнце палящее сыплет стрелы на мел белый, ветер вздымает порох, душно… ни капли воды… это будто дорога в Нирвану, страну всесильной смерти…»…
ЖЕМЧУЖИНА ОТ ЕКАТЕРИНЫ
Крымский историк, директор Центрального музея Тавриды Андрей Мальгин, поясняет, что в 1783 году, когда Крым присоединили к России, климат его считался нездоровым.
«Русские люди были убеждены, что, кроме лихорадки, здесь получить ничего невозможно. Поэтому путешественники прибывали в Крым не на курорт, а за впечатлениями. Первой сюда приехала Екатерина II в 1787 году. Тогда она и назвала Крым лучшей жемчужиной в её короне», — рассказывает Андрей Витальевич.
По его словам, в качестве лечебного ресурса полуостров начал использоваться в 20-х годах XIX века, когда открылись свойства сакских грязей. Саки, таким образом, стали первым курортом в Крыму.
«Дома здесь первоначально строили представители знати: Воронцов, Бороздин и им подобные. Это было дорогостоящее увлечение. А массовое паломничество в Крым начинается в 50-х годах XIX.
Ливадия стала царской резиденцией, после чего прокладывается железная дорога, строится первая гостиница «Россия». После этого приближенная ко двору публика начинает ездить в Ялту.
Гостиница «Россия» вошла в историю мировой культуры как памятник, связанный с именами многих выдающихся деятелей науки, литературы и искусства XIX — начала XX веков.
Трехэтажное здание гостиницы было построено в 1875 году по проекту архитектора А.К. Винберга (ныне перестроена). Открытие состоялось 19 декабря того же года. По тем временам это была самая большая и комфортабельная в Ялте гостиница. Управляла ею дочь известного русского критика и библиографа В.В. Стасова — Софья Владимировна Фортунато. Выросшая в литературной среде, она решила приглашать в ялтинскую гостиницу людей искусства.
В разное время в гостинице останавливались и жили многие замечательные люди.
В 90-е годы был введён новый тариф. Железная дорога стала госпредприятием, что дало возможность уменьшить цену на билет, и в Крым начал ездить средний класс, — рассказывает Андрей Мальгин.
— Пути из Москвы до Симферополя и от Симферополя до Ялты стоили одинаково — около 12 рублей (при средней стоимости работы за день 20 коп.). Это было по карману средним чиновникам. А купцы, рабочие и крестьяне не ездили в Крым.
И дело было не только в деньгах. Просто в силу кругозора никому не пришло бы в голову бросать работу и хозяйство, чтобы ехать куда-то".
МОРОЖЕНОЕ С КОФЕ — КАК БУТЫЛКА ВОДКИ
В конце XIX века ялтинские цены были на уровне московских. Особенно это касалось гостиниц и ресторанов при них. Например, в 1903 г. в первоклассной гостинице «Россия» в центре Ялты цены с ноября по август были от 1,5 руб. за сутки, а с августа по ноябрь — от от 3 руб. Для сравнения: земский учитель получал 25 руб. в месяц.
В отеле «Ялта» (возле современной канатной дороги) номер обходился в сумму от 75 коп. до 5 руб. за сутки. В этом же году в московской гостинице «Боярский двор» номер стоил от 1,25 руб. до 10 руб. в сутки.
В ресторане ялтинского городского сада в курортный сезон завтраки из 2-х блюд стоили 75 коп. и подавались от 11 до 1 часа дня. Обеды из 2-х блюд — 60 коп., из 3-х — 80 коп., из 4-х — 1 руб., подавались с 13.00 до 18.00.
В кондитерской Флорена, расположенной на набережной Ялты напротив гостиницы «Мариино», в 1890-м году стакан чая стоил 10 коп., кофе — 15 коп., чашка шоколада с бисквитами — 25 коп., а порция мороженого — 25 коп. В это же время в Москве за 40 коп. можно было купить бутылку водки.