Я стала бояться чужих наблюдающих глаз.
Пусть даже они притворяются дружеским кругом,
Но если поддержки попросишь, то здесь и сейчас
Набросятся стаей и вдруг покалечат друг друга.
Я стала бояться… Не критики, нет, — глухоты:
Когда говоришь об одном, а услышат другое,
И ты в оправданиях маешься до хрипоты,
А твой оппонент так упорно в проекциях тонет.
Я стала бояться показывать чувства свои:
Всегда вдруг находится кто-то, кто целится камнем.
Не важно, о горе ли речь, о стыде, о любви —
В любую мишень попадут, если цель: пострелять бы.
Я стала бояться… И мне приказали: молчать.
И я замолчала, и даже стихи удалила…
И пала под тяжестью ужаса, как от меча,
И даже, казалось, поэта в душе погубила.
Осталась бок о бок со страстью, стыдом и бедой,
С пустыми мечтами и ворохом чуждых советов.
Смотрела на меч, запрокинутый над головой,
Удара ждала, оправдаться пыталась нелепо.
И вдруг надоело. Стою, отряхнувшись от слёз.
Устала бояться. Устала пытаться быть чистой.
Устала от всех, кто свой меч надо мною занёс.
Устала осматривать в страхе чужие границы.
Ошибки бывают. Да кто же вокруг без греха?
Все те, кто накинулись с воем, такие же люди.
А меч, что сжимает над воротом чья-то рука,
Возможно, меня охраняет, а вовсе не судит.
Устала бояться! Устала дрожать и молчать.
А сердце подавно устало от лишнего воя.
Пора уже жить, и дышать, и о главном писать.
А вы, кто судил и рычал, посидите со мною.
Смотрите, на небе спокойно сверкает Луна.
Повойте о ней и, пожалуйста, хватит советов!
Я вам не мишень и не так уж опасна вина,
Чтоб вам позволять бесконечно проделывать это.
Я вам не добыча, поймите, я слышу ваш рык,
В ответ не рычу, но не думайте, что не умею.
И если рычание ваше — мольба о любви,
Садитесь поближе, я может быть, даже согрею.