Ждёшь то звезды в морозном небе, то ещё одной весны,
чтобы осмелиться и вновь пойти, куда тебя влечёт
ночная память, что, неслышно крадучись, приходит в сны —
в них одинокий дождь идёт, оглядываясь на тебя через плечо.
Дождь обнуляет время, и оно приходит, собирая камни, —
там, где должно было расти побегом жёлтое горчичное зерно,
и после жатвы каменной безмолвно исчезает — чтобы затянулись раны,
чтобы волна ушла, и обнажилось дно…
А что на дне? — Песок размытых замков и твоих следов,
обломки веры и пустые раковины призрачных кумиров,
а сад камней на обнажённом дне — как самый совершенный из садов —
Эдемом странным прорастает в полуночный берег мира…
Ты под звездой садишься шить для снов подушку из еловой хвои,
заглядывая внутрь себя — там ни звезды давно нет, ни луны,
и лишь невидимого родника дыхание живое
сквозь собранные камни пробивается в предутренние сны.
В них скрип калитки и покорность тихая травы примятой,
неразличимый шёпот сонных пчёл и благость мяты,
улитки озирающейся влажная ранимость —
всё, что тебе ночами с детства снилось…
…Январь, звезда и снова сон — на все, что были до него, похож —
в нём струи струнами натянутыми рвутся,
и ты, как впереди идущий одинокий дождь,
вдруг чувствуешь неодолимое желанье оглянуться…