А жизнь летит, и жить охота,
и слепо мечутся сердца
меж оптимизмом идиота
и пессимизмом мудреца.

Любил я книги, выпивку и женщин.
И большего у бога не просил.
Теперь азарт мой возрастом уменьшен.
Теперь уже на книги нету сил.

Лицо нещадно бороздится
следами болей и утрат,
а жопа — нежно гладколица,
поскольку срет на все подряд.

Прочел у некоего грека
(не то Эвклид, не то Страбон),
что вреден духу человека
излишних мыслей выебон

Не в том беда, что наглой челяди
доступен жирный ананас,
а в том, что это манит в нелюди
детей, растущих возле нас.

Сначала длится срок учебный,
Потом — рабочий длинный срок,
За ним — короткий срок лечебный,
А дальше — выход за порог.

У Бога многое невнятно
в его вселенской благодати:
он выдаёт судьбу бесплатно,
а душу требует к расплате.

В кромешных ситуациях любых,
запутанных, тревожных и горячих,
спокойная уверенность слепых
кошмарнее растерянности зрячих.

Душевной не ведая драмы,
Лишь те могут жить и любить,
Кто прежние раны и шрамы
Умел не чесать, а забыть.

Какая-то нечестная игра
Играется закатом и восходом:
В пространство между завтра и вчера
Бесследно утекают год за годом…

Есть люди (их ужасно много),
чьи жизни отданы тому,
чтоб обосрать идею Бога
своим служением Ему.

С женой мы прожили в любви,
и ничего не знал я лучшего,
теперь мольба — «Переживи!» —
понятна стала мне у Тютчева.

Покуда мы по прихотям течения
плывём к далёким пристаням конечным,
меняются и смыслы, и значения
у многого, что выглядело вечным.

Я тех люблю, что опоздали —
хотя бы раз, но навсегда —
к раздаче, к должности, к медали,
к делёжке с запахом стыда.

Доволен я сполна своей судьбой.
И в старости красив я слава богу.
И девушки бросаются гурьбой
Меня перевести через дорогу.

По счету света и тепла,
по мере, как судьба согнула,
жизнь у кого-то протекла,
а у другого — прошмыгнула.

Как дорожная мысль о ночлеге,
как виденье пустыни — вода,
нас тревожит мечта о побеге
и тоска от незнанья — куда.

Секретари и председатели,
директора и заместители —
их как ни шли к е. не матери,
они и там руководители.

За женщиной мы гонимся упорно,
Азартом распаляя обожание,
Но быстро стынут радости от формы
И грустно проступает содержание.

Творя поклоны властной силе,
народ вершит свой крестный путь;
самодержавие в России
меняло форму, но не суть.