В углу за занавеской плакал дождь,
рыдал на крик,
так горек был и жалок,
что я к нему в объятья побежала,
и он ко мне беспомощно приник.
Он говорил невнятно, невпопад,
то тише, то сильней, то запинаясь,
что виноват, ужасно виноват…
Я слушала его, щекой касаясь,
шептала: Успокойся! Не реви!
Такая боль знакома мне, знакома.
Укус вины — и хоть беги из дома,
и все стихи на свете разорви!
Пустое всё. Ну в чём твоя вина?