В воздухе слышался запах муки и зеленого лука,
Женщина в страхе держала за куртку внука,
Дождь затопил остановки, авто и траншеи,
— Я узнавала любимый город в каждом движении.
Хочешь — пешком иди, хочешь — в такси катайся,
Хочешь — сливайся с лужами в белом танце,
И наблюдай, как тревожно кружатся чайки.
Семь двадцать пять. Закипает на кухне чайник.
Небо касается крыши домов, а затем — балконов,
Вверх посмотрю — там туман цвета золотого,
Падают быстро окурки из стареньких окон,
— Господи, хоть бы заново здесь не промокнуть!
ткни в меня ножом. там внутри лишь протухшее мясо,
вонь человеческой плоти. однородная масса.
ткни в меня ножом. там лишь чернь и гнильё,
там овал, что зовется всего лишь нулём.
дотронься. что почувствуешь? камень, болото?
что слышишь? визги, свисты, хохот, грохот?
грязь, черноту или вовсе пустоты?
или же мерзкие звуки под чьи-то несчастные ноты?
прикоснись. почувствуй всю глубину овала,
как во мне все прогнило и как я устала.
тебе много меня или же вовсе мало?
я не знаю зачем я здесь. в этом городе ветви корявы и голы,
ураганы бушуют, уносят вверх крыши самых разрушенных зданий.
здесь вливают в себя алкоголь и умеют торчать, избежав укола.
здесь выживание с массой самых чудовищных испытаний.
я не счастлив здесь. я хожу по остаткам трупов и по окуркам.
я старательно разбираю свои шаги по несчастной земле.
я прогнил. я не верю этим дичайшим фигуркам,
я не верю совсем никому. а порой и не верю себе.