И однажды такая приходит ночь/из сотни возможных/, что рвет тебя на куски,
Будто ты не ты, а протертая простынь, кусок застарелой ткани.
На ошмётки тебя полосует, ленты, что по краям/не ровным/ уже не сшить.
От такой не сбежишь, не задвинешь жалюзи, не открестишься крайним,
Не запьешь ни вином, ни еще каким самопальным от горя добром.
Ты поймешь это — кроме нее не умеет никто так дверью в спальне,
Чтобы сто мегагерц пустоты проглотили тебя одним жадным глотком.
Ты еще будешь жив, но тебе не дадут больше шансов быть цельным. Ты слаб.
И в момент, когда утро приблизит конец твоего наказанья,
Ты вернешься, конечно, вернешься/но ты ли/, вернешься назад.
С изувеченной в клочья душой.