Если смотреть сверху на Ленинград, на нем даже пятен черных практически нет. Пара-тройка, где сфинксы стоят, где Исаакий пятно какое-то, Марсово поле тоже не очень. Всего четыре-пять участков. Они не то чтобы негативные — там даже жить можно. Но людям, у которых развита чувствительность, будет там неуютно. И чаще всего про Ленинград, что негативен, говорят пессимисты. Они сангвиники, скорее всего, энергетику по-другому воспринимают.

Пессимисты бегут в Ленинград от своих черных дней в белые ночи.

Это был очень веселый спорт: отыскать себе гуру из того, навсегда похороненного, мира и потом месяцами напролет расспрашивать его, учиться у него, стараться вести себя так, как вели в его времена. За каждой из компаний талантливой ленинградской молодежи стоял какой-нибудь интересный старичок. Первые русские рок-н-ролльщики Алексей Хвостенко, он же Хвост, и Анри Волхонский, он же просто Анри, каждую субботу ездили навестить поэта Ивана Лихачева, некогда входившего в круг Михаила Кузмина. Юные художники, типа легендарного Тимура Новикова, общались с возлюбленными Малевича и Ларинова. Говорят, даже первая заметная гей-тусовка в Ленинграде сложилась вокруг жеманников, которые еще помнили, как это делалось при прежнем режиме.