Мы сидим со Светкой и Юлькой, и Юлька плачет: ненаглядный, с которым провела полгода, вдруг исчез. Ну как исчез — знакомые доносят, что жив-здоров, не сбит машиной, не лежит с инсультами в больницах, пьёт, живёт, гуляет. Не один. И Юле больше не звонит. Вот, вроде, было всё нормально, ночевали друг у друга, в киношки-кафешки за ручку ходили, а в какой-то момент всё закончилось. Резко. Не позвонил в назначенное время, не позвонил и через день, не объявился и через неделю, и вообще упорно сбрасывал все Юлины звонки. Она звонила ему несколько дней, писала в соцсетях, спрашивала в смсках — ни ответа, ни привета. Уже не звонит. И не пишет. Просто месяц ходит как опущенная в воду, и не может отойти. И сколько ещё это состояние продлится — непонятно. Она уже поняла, что всё. Да и знакомые много чего рассказали. И гордость не позволяет уже пойти к нему, выловить и объясниться. Когда с тобой так, даже трубку не берут… на что смотреть… как будет прятать глаза? Но вот это мутное состояние, когда точка есть, но… её, вроде как, нет. Не проговорена. Не отпущена словоформами в пространство, зависла как бы. Так же зависла и Юлька. И Света говорит вдруг: -Юль, ну ты что, ну кончай! Я знаешь, как теперь Славику благодарна, что он тогда трубку не брал, а то что б это было… сопли-слёзы… Оно надо? Вот я благодарна ему, да, что не стал тогда выяснять отношения! Это и правильно, что там уже выяснять, и так всё понятно было! И она говорит это так убеждённо, что я внезапно дёргаюсь, поднимаю голову и чувствую, что смотрю на Светку чересчур уж пристально. Смотрю и молчу. … * * * * * Я же помню, как буквально полгода назад мы сидели на летней веранде кафе, и как она вспоминала то время, когда рассталась с бывшим, Славиком. Там была по-житейски жуткая история. Я помнила её в общих чертах и так, врезалась в память, потому что познакомились мы со Светкой ещё тогда, когда она со Славиком жила. Они прожили вместе пять лет, и это были как раз те отношения, в которых женщина любит и прыгает вокруг, а он, вроде, тоже демонстрирует любовь, но как-то снисходительно, как будто сквозь зубы «ну люблю, ну на…». И помню, даже было не совсем со стороны понятно, что же она в нём нашла. Светка — красавица, точёная девка, а он… ну так, ни о чём. Она к нему была очень привязана. И любила очень. Они жили у неё, правда, были не расписаны. Там дело, вроде, шло к свадьбе, они даже продали её квартиру, он добавил денег, и они вложились в новострой, который, впрочем, оказался долгостроем. А потом они резко разошлись. И Светка переехала жить как раз к моей приятельнице, Юльке. Собственно, и до всех этих событий они были соседями и часто общались. И я знаю, что в тот период Света очень сильно страдала. И это длилось очень-очень долго. И вот мы этим уже летом сидели на веранде кафе, и она вспоминала то время. Просто как-то к слову пришлось. И я узнала подробности. Рассказывала, как жили со Славиком, как в какой-то момент Славик иногда начал приходить домой очень-очень поздно. Говорил, что по работе. И ведь чувствовала, а верить не хотела. Как раз в тот период они решили продать её небольшую квартиру, чтобы купить совместную, побольше, под будущую семью. Светка говорит, обсуждали это очень долго и конкретно. Причём, инициатором был именно он. И вот квартиру продали, в другую вложились, он добавил, а сами пошли к его родителям. Там и прожили какое-то время. А она очень хотела ребёнка, и Славик был не против. Собственно, ребёнка они пытались сделать уже несколько лет. Потом у неё, наконец, нашли проблему, из-за которой она не могла забеременеть. Я не помню точно, что именно там было. А Светка тогда летом рассказывала: -Я помню, мы едем в медцентр по планированию семьи, надо было сдавать анализы на операцию, и я вдруг по дороге расплакалась. Славик накануне снова пришёл ночью, а я же чувствовала, ну не то что-то, дело не в работе, и уже не выдержала. Я говорю: «Останови машину». Мы встали, я сижу, плачу, и прошу его: «Ну скажи ты мне, может нам не стоит продолжать, может нам не стоит с этим ребёнком, это же серьёзно всё, ну если у тебя есть кто-то, ты скажи, я пойму, держать не стану.». А он посидел, помолчал, обнял меня, и такой: «Ну что ты, малыш, я же тебя люблю, никого у меня нет, что ты глупости себе придумываешь». И мы поехали дальше. Я успокоилась, как мне было ему не верить? На общей квартире настоял, по врачам со мной бегал… Потом мне сделали небольшую операцию, и через два месяца я забеременела. А он снова начал приходить всё позже, а я всё поверить не могла, думала, вдруг это я дура, вдруг это я просто себя накручиваю, ну там гормоны… он же тогда сказал, что всё это мне кажется. И у меня случается внематочная. Меня чистят, я буквально через несколько дней выхожу на работу, надо, денег нет, ему там что-то задерживают, ну, как он говорил… меня тоже на работе долго ждать не будут… и я с температурой таскаю эти тяжеленные подносы, а он приходит почти под утро, отворачивается и спит. А мне страшно и больно. А он мне только: «малыш, всё нормально». И отворачивается. У него ещё папа паралитик был (представляешь обстановку в той квартире?), и мама там была с прибабахом, и мы все в этой одной комнате, это какой-то ужас был. И он как-то в очередной раз не приходит ночевать, я ему звоню, он скидывает, я звонила раз десять. А потом он то ли случайно нажал, то ли что, но я, короче, услышала голоса. Девки там, веселье, все дела. Я это послушала, даже утра ждать не стала… Не выдержала. У нас был альбом, я повырезала себя со всех фотографий, собрала вещи прям ночью (у меня там немного вещей было), и уехала к Юльке. -А он что? — спросила я тогда. -Ничего. То есть, вообще ничего. Он мне даже не позвонил ни разу. Вообще ни разу, понимаешь? Ни разу! Как и не было меня. А я так ждала, что он придёт, что это всё как-то решится, или он хоть что-то скажет… а у меня проблем… квартира та недостроенная, живу у Юльки, и вообще всё как-то… А он ни разу не позвонил. Вообще. Ох, как меня крыло тогда! Я иногда пыталась сама ему звонить, хоть поговорить, не знаю, чего ждала, хоть просто поговорить, потому что нельзя же так, мы же столько прожили, а он даже трубку не брал. Только года через полтора пришлось пересечься, когда с документами на квартиру решали. Её так и не достроили. И то, ну как пересечься… он через друга со мной общался. А через восемь месяцев после того, как я ушла, моя гинеколог сказала, что видела его с девкой (она нас обоих хорошо знала), а у той девки — пузо, месяц шестой. Вот я как на кресле была, так у меня истерика и случилась. Я так ревела! Представляешь, восемь месяцев прошло. -А с той девочкой что-то у них вышло в итоге? Ну, семья там… -Неа. От общих знакомых потом узнала, что там ничего, ребёнок родился, но они даже до его рождения разошлись. * * * * * Через три года после Славика Света вышла замуж за Сашу, ещё через два года они развелись. И вот она уже с теперешним, Ваней. То есть, прошло уже больше пяти лет с той истории. И мы сидели на летней веранде кафе, и надо было видеть Светкины глаза, когда она это всё вспоминала. И не только это. Она говорила, что отпустило её только недавно, с Ваней уже, а до этого и сравнивала всех, хоть и мимо воли, и вообще… не очень жила, даже с мужем. …А сейчас та же Светка говорит Юльке, убеждённо очень говорит: -Ты знаешь, как я благодарна Славику за то, что он не стал тогда выяснять отношения! Что трубку не брал, к чему это всё… Это и правильно, что там уже выяснять, и так всё понятно было! А я слушаю её и меня корёжит. Натурально корёжит. И я понимаю, что она это говорит не специально для Юльки, она сейчас действительно в это верит. Но… Благодарна?! Боже, дурочка, как же ты всё забыла! Как же вообще психика всё забывает. Ещё полгода назад ты рассказывала эту историю с глазами побитой собаки, хотя прошло уже больше пяти лет, а теперь говоришь, что благодарна? Благодарность — это когда человек хоть старается принести тебе минимум боли, раз уж по-другому нельзя. А это… это разве благодарность? Это смирение. Тупо смирение и забвение. Потому что по-другому никак. Конечно, сейчас у тебя Ваня, снова — впервые с тех пор! — влюбилась, и все те эмоции подстёрлись, вытеснились… но ты же пять лет мучилась, уже после него. И за что тут благодарить? За то, что прожил с тобой пять лет и так подло всё закончил? За то, что дал тебе забеременеть, хотя к этому моменту наверняка уже знал, что всё рушится? И рушится его руками. За то, что приходил под утро, когда ты была после внематочной и отворачивался к стенке? За это не благодаришь? Наверное, нет. А за что тогда благодарность? За то, что как с тобой жил, так и расстался? Что не брал трубку, и не нашёл для тебя после всего этого грёбаных десяти минут, чтобы хотя бы сказать «прости»? Хотя бы десяти минут. После пяти лет жизни. За то, что «и так было всё понятно»? Ему, конечно, не нужны были твои истерики, он, конечно, боялся их. И ему было проще вообще не брать трубку. Дрожал за собственную шкурку. Какая благодарность? Благодарность за его подлость и трусость? И ведь тебя столько лет ещё корёжило. И я ведь уверена почему-то… корёжило в том числе и потому, что эта точка — она не была проговорена, именно проговорена, выпущена наружу, а не просто там «и так всё понятно». И не надо называть смирение от бессилия — благодарностью. Просто ты забыла, Светка. * * * * * Кажется, одна из самых подлых вещей, которые можно сделать в отношениях — это уйти по-английски. Знаете, когда один считает «а что тут говорить, и так всё понятно». И не прощай, и не прости, и не постарайся жить дальше. Слова — это очень важно, даже если они глупы. Словами растворяют обиды. Словами расставляют точки. Даже если и без слов, вроде, всё ясно. А ведь бывает и так, что и непонятно ничерта. Вчера — «жить без тебя не могу», а сегодня приходишь домой, а там — ничего и никого. И так тоже бывает. И оставляют человека тонуть в кружке воды. И ведь тонет. А потому название всем этим уходам по-английски — не сглаживание, воспитанность и благородство, типа, вот, я устранился, и ты должна всё понять, давай обойдемся без истерик, как взрослые люди… нет. Название этому — подлость. И трусость. Всегда.