То, что нас не убило, должно быть, уже не убьёт. За распятым философом скоро пришлют звездолёт. По дороге спаситель задремлет. Ему ко второму.
Контактры нередко не знают, где минус, где плюс. Но в прокуренной напрочь таверне какой-нибудь блюз наиграет блюзмен, тяготея к пиратскому рому. Чем сложней испытание морем — тем проще лицо. Собеседник проденет в кольцо молодое словцо. Ударение станет лучом над грохочущей бездной. И закатится солнце, и станет слегка холодней.

На закате в таверну придёт Собиратель Теней, никому не знакомый старик, никому не известный. Ну почти никому — кроме книжных бессмертных детей. Каждый день как последний, которую жизнь — без смертей. Кто следит за подсчётами кто здесь держатель гроссбуха, что запутался в цифрах. Естественно, зря горевал. Непродуман финал. Обречён на позорный провал неудачный ремейк от создателей праха и пуха.

За столом соберутся алхимик, гончар, ювелир, царь горы и забытый король — обязательно Лир. Сны Офелии, вечно плывущие против течений. Безымянный ковбой с деревянным лихим скакуном. Бородатый торговец почти невесомым сукном — и в базарных рядах наблюдается ряд исключений.

Наблюдая за шорохом мысли в бумажной листве, эта странная жизнь постоянно в твоей голове между небом и небом, читай — между словом и словом, где серьёзные люди прославят шутов и шутих, где в дверях капитан прочитает какой-нибудь стих. Потому повезёт Собирателю с крупным уловом.

Только ближе к утру, на руке замечая ожог, Собиратель Теней сложит сказки в заплечный мешок и отправится вдаль по дороге своей внесезонной. То, что нас не убило, конечно, оставило след. Мы выходим из тени, у нас получается свет. И стрижи над Сибирью. И ястребы над Аризоной.