Есть нейромедиаторы — дофамин и эндорфины, природные эйфоретики, чей выброс связывается с определённой особью-партнёром (а если быть точнее, то, скорее, с поведением определённой особи-партнёра).
Есть фенилэтиламин, действующий на ранних этапах.
Однако, повышенная выработка нейромедиаторов не может быть длительной, иначе человек быстро утратит способность к рациональному мышлению (а то и вовсе с ума спрыгнет), поэтому предполагается, что эта свистопляска в среднем длится несколько месяцев (вроде бы не более тридцати — отсюда и расхожая ванильная фразочка про любовь, живущую три года).
Потом якобы в игру входят вазопрессин и окситоцин (хотя его прямое воздействие на межполовую связь, называемую обычно «любовью», пока довольно сомнительно). Эти гормоны влияют уже больше на формирование так называемых «родительских» чувств.
Любви нет.
И, в сущности, нет ничего.
Нет тоски, нет ненависти, нет страха, нет привязанности: есть лишь гормональные всплески, обусловленные, по всей видимости, психологической реакцией особи на определённую комбинацию внешних раздражителей.
Реакции могут отличаться и зависят от личности, однако в целом они наверняка поддаются общей классификации. И, как следствие, их, пожалуй, можно назвать типовыми.
Мы разные так же, как и человечки из конструктора Лего.
И, в сущности, нет человека как такового: есть биоробот, организм, действующий в соответствии с заложенной в нём программой и — как это ни печально — осознающий себя.
И вот это самоосознание — это, наверное, самая грустная насмешка природы над нашим видом.
И проблема лишь в том, что от понимания всего этого не легче, а, пожалуй, лишь ещё более мерзко.
Да, любви нет.
